Проект «Дом китобоя». Интервью с автором проекта, Александром Быченко
Мы с Наташей не музейщики и в то время не были знакомы с музейными технологиями. «Дом Китобоя» мы делали как люди с другой стороны баррикады — со стороны посетителей.
Александр Быченко
Для быстрого перемещения по тексту используйте ссылки в Содержании
Идея
— Александр, когда и откуда возникла идея проекта «Дом китобоя»?
АЛЕКСАНДР БЫЧЕНКО: Примерно через год после запуска проекта «Altes Haus» (первый проект Александра и Натальи Быченко – немецкая квартира в Калининграде – ред.) мы с Наташей, моей женой и партнёром по проектам, осознали, что мы не понимаем, что дальше делать, как с этим жить. У нас даже не было юридического лица, мы просто сами проводили экскурсии в квартире.
Мы в то время вели очень активную жизнь: посещали все возможные конференции, семинары. Нас даже называли «Саша и Наташа, которые везде. На одном из таких событий мы узнали о коломенской пастиле. Мне стало интересно, я попросил, чтобы нас познакомили с Натальей Никитиной и она пригласила нас отпраздновать в Коломне масленицу. (Н.Г. Никитина —руководитель музейного кластера в г. Коломна Московской области, автор множества проектов по сохранению и актуализации наследия – ред.).
Два дня в Коломне в 2015 году сыграли огромную роль. Нас провели по всем музеям, показали всё изнутри, всю музейную жизнь. Нам так понравилось! Я тогда осознал, что дело, которое приносит удовольствие, может ещё и деньги приносить. Я раньше думал, что работа — это где деньги зарабатываются, а удовольствие – это куда деньги тратятся.
— Типичный подход бизнесмена. Мы часто сталкиваемся с тем, что люди имеющие успешные биснес-проекты, как только касается культуры, говорят: «Какие деньги? Это же культура. Это же святое».
АЛЕКСАНДР: В общем, да. Нам понравилась эта прекрасная идея, что в музее можно ещё и зарабатывать. Когда на любимое дело смотришь ещё и как на бизнес, всё становится намного проще. Деньги у меня, слава богу, были. Я соединил эти две вещи, удовольствие и предпринимательство и стало ясно, что нужно делать следующий проект. Потому что, с точки зрения бизнеса, один — не эффективно. Должно быть как минимум два, а по-хорошему — три-четыре.
И тогда как раз в «Арткоммуналке» (музей-резиденция «Арткоммуналка. Ерофеев и другие», размещённый в одной из частей бывшей коммунальной квартиры, честь музейного кластера г. Коломна – ред.) мы попали не на обычную, а на праздничную экскурсию, посвященную Масленице. Там было много актёров, которые разыгрывали празднование Масленицы в Советском Союзе. Нам это очень понравилось. Мы решили, что это классно. Наш музей «Altes Haus» — довоенная квартира, значит, разумным продолжением будет послевоенная квартира. Хотели сделать что-то подобное «Арткоммуналке», но без резиденции. Хотели сделать с актёрами, весело.
Вторая часть идеи состояла в том, что мы хотели бы сделать эту квартиру в том же районе, где у нас «Altes Haus», чтобы решить проблему приёма большого количество одновременно прибывающих туристов: не можем принимать в «Altes Haus» целый автобус туристов, они не помещаются в квартиру физически. Мы понимали, что если мы хотим монетизироваться, нам нужно принимать большие группы, чтобы работать с турфирмами, которые на тот момент хотели с нами работать, но не могли. Мы подумали, что если музеи будут рядом, половину туристов мы будем направлять в «Altes Haus», а половину во вторую квартиру, а потом менять.
Мы собрали разных людей со всего Калининграда, работающих в культуре и бизнесе, провели мозговой штурм и разработали концепт. В первом концепте ни о каком китобое речь не шла. Мы думали, что это будет просто весёлая театрализованная коммунальная квартира с актёрами, с погружением, с сосисками, с тушёнкой. И название рабочее было «Соседи».
Тогда же, в 2016-ом г., мы решили податься на конкурс фонда Потанина «Меняющийся музей в меняющемся мире». В партнёрстве с историком-археологом Романом Широуховым, с которым мы в то время занимались проектом «Парк прусского периода», мы написали пять разных заявок: три на туристические проекты и два на музейные. Тогда же я выяснил для себя, что есть музейные проектировщики, которые делают экспозиции, музейные концепции. Среди всех, о ком мне стало известно и до кого я смог добраться через всемирную сеть, больше всех мне понравился Никита Сазонов и его «Художественно-придумывательное сообщество».
— Я последнее время достаточно часто слышу это имя.
АЛЕКСАНДР: Да, он молодец. Мне его посоветовала Ирина Мацкевич из Ассоциации менеджеров культуры, который был тогда оператором Потанинского фонда. Она проводила семинар по написанию грантов и сильно помогла при написании заявки как куратор: мы выиграли грант на 500 тыс. рублей. Огромное ей спасибо за помощь.
В общем, мы с Никитой Сазоновым договорились и начали работать. Ему тоже большое спасибо, потому что мы с Наташей не музейщики и в то время не были знакомы с музейными технологиями. «Дом Китобоя» мы делали как люди с другой стороны баррикады — со стороны посетителей. Я вам по секрету скажу, что я до сих пор не очень люблю музеи. Мне скучно в них. Потом у меня нет системного образования, всему, что я умею, я научился на опыте. Поэтому я всё воспринимаю через призму пережитого, а не полученного знания. Поэтому мне тяжело находиться в художественных музеях.
— А кто-то, наоборот, любит только художественные.
АЛЕКСАНДР: Конечно. Но мне неинтересно просто прийти в Эрмитаж и просто смотреть там картины, а когда люди пытаются вытащить из меня какую-нибудь эмоцию, мне интересно, каким образом они это делают. Это, да, это круто. Мы делали наш музей так, чтобы было интересно человеку, который неглубоко погружен в наследие и историю искусств, человеку, который просто хочет прийти и посмотреть «в замочную скважину». И это он смотрит не к соседу за забор, а в прошлое столетие. Всем же интересно, как люди жили, как люди ели.
Я для себя сформулировал наш музей как музей путешествия. Мы когда едем куда-то для того, чтобы поселиться в гостиницу и сходить в ресторан. Мы едем посмотреть, как люди живут в другом месте. Большинство людей так делают, я надеюсь.
— А как возникла идея названия «Дом Китобоя»?
АЛЕКСАНДР: Это уже Никита Сазонов. Первое, что он сделал, он приехал на неделю, чтобы поговорить с людьми, погрузиться в атмосферу города. Ни он, никто из его команды к тому времени ни разу не был в Калининграде. Он написал мне целый список людей, с кем он хотел поговорить из советского прошлого города: строитель, который участвовал в восстановлении после войны, моряк, конечно, раз мы говорим о Калининграде и другие. Я-то думал, что я хорошо знаю историю своего города. У меня есть моя личная история здесь, есть истории моих знакомых, друзей, родственников. Мне казалось, что палитра у меня широкая. И оказалось, что я очень мало знаю про свой город и его историю. Я-то думал, что я мало знаю про немецкий Калининград, а оказалось, что я мало знаю про советский Калининград. И это исследование повседневности отодвинуло в сторону весёлый балаган, который мы хотели с самого начала делать.
— А сколько примерно вы опросили людей?
АЛЕКСАНДР: Первый раз человек 10-12, наверное, было опрошено. В процессе подготовки, появилась идея, что раз квартира калининградская, значит, в ней должен жить моряк. Из разговоров выяснилось, что самые знаменитые рыбаки и моряки – это китобои. В Калининграде с 60-го по 75-й год была приписана китобойная флотилия «Юрий Долгорукий». О тех, кто работал в этой китобойне, слагались легенды, как о богатых, в этом была романтика. Хотя мы понимали, что будут проблемы с людьми, по мнению которых мы сделали музей карателя.
— Карателя? Что вы имеете в виду?
АЛЕКСАНДР: Многие считают, что киты – разумные существа и делать музей под названием «Дом Китобоя», как делать музей под названием «Дом карателя». Но я человек из того прошлого и, так как этот музей делаю я, мне не перед кем отчитываться, кроме как перед собой. Я принял решение, что это будет «Дом Китобоя».
Команда
— Ядро вашей команды это вы, ваша жена Наталья, Никита Сазонов со своей командой, который дал ту самую концепцию. Как в дальнейшем складывалась команда?
АЛЕКСАНДР: На самом деле людей было очень много. В 2015 году была первоначальная идея. В 2017 году мы представили эту концепцию городу и властям. Мы попросили директора Художественной галереи (теперь – Музей изобразительныхь искусств) Галину Заболоцкую дать нам возможность сделать презентацию идеи. Галерея находились на Московском проспекте в советском здании. Мне показалось, что было бы символично представить свою идею именно там и мы попросили под презентацию музейный флигель, сделали что-то вроде советской барахолки, собрали наших друзей, пригласили ветеранов китобойной флотилии. Никита и его команда создали небольшой мультипликационный фильм, который давал представление о нашем будущем музее. Пригласили Андрея Викторовича Ермака, министра культуры и туризма Калининградской области. Он пришёл, и ему эта идея понравилась, спросил: «Чем вам помочь?».
Нам нужно было своё помещение, потому что первое нам не принадлежало. Музей не такая институция, которая может существовать в одном пространстве с соседями. Я и сказал ему об этом. Он поговорил с губернатором, тому идея тоже понравилось. Советский Союз – тема, на которую власти хорошо реагируют. С их точки зрения советский период всё-таки больше подходит для формирования идентичности в Калининграде и области, чем немецкое наследие.
В общем, нам пообещали помещение. Мы долго искали подходящее, в итоге нам предоставили в безвозмездное пользование гараж и помещение склада во дворе областной библиотеки. Склад надо было перестроить, согласование длилось долго. Прошло два года, прежде чем мы смогли приступить к реконструкции. Эти процессы шли и не требовали ежедневного участия.
— Что-то происходило параллельно с этими процессами?
АЛЕКСАНДР. Да, нужно было чем-то заниматься и произошло несколько вещей. Например, пришла Аня и предложила идею проекта с подростками, которых она предложила научить работать с историей их собственных семей. Она написала заявку, с которой мы выиграли президентский грант. Мы создали рабочую группу из нескольких человек, в состав которой вошли журналисты, социологи, историки, музейщики, — люди, которые умеют работать с людьми, воспоминаниями, интервью. Мы провели семинар, на который пригласили наших музейных коллег, и научили ребят, как нужно собирать воспоминания членов своей семьи. У каждого из нас в кармане есть совершенно замечательный исследовательский инструмент – смартфон, который может выступать как сканер, фотоаппарат, микрофон, записная книжка и камера. Универсальная вещь, с помощью которой можно собрать свой семейный архив.
Наш проект назывался «Народный архив повсевневности Калининграда 60-80 гг». На его основе мы хотели сделать интерактивный музей, зайти на территорию театра. Собрав воспоминания, мы передали всё Никите, а он со своей командой создал сценарий аудиоспектакля. Уже на финальном мероприятии этого гранта в 2019-ом г., когда у нас уже был записанный аудиоспектакль и целая куча экспонатов, в арт-пространстве «Ворота» мы сымитировали простанство квартиры и первый раз отработали этот проект. В принципе, в 2019-ом мы уже могли открыться, у нас была готова экспозиция
Экспозиция
— Как вы собирали экспозицию?
АЛЕКСАНДР: Просто кинули клич через соцсети. Пару раз меня приглашали на Калининградское телевидение и какие-то центральные каналы с рассказом про «Altes Haus» и, конечно, я пару слов вставлял про будущий «Дом Китобоя». Так, в общем-то, потихоньку люди несли, несли и несли. Мы сдерживали этот поток, потому что это надо было всё хранить. Половина нашего собственного дома, половина склада на работе были забита экспонатами для «Домом китобоя» и мы с нетерпением ждали, когда же сможем от этого в частной личной жизни избавиться. Но этого так и не произошло. «Дом Китобюоя» открыт, а всё равно всё забито до сих пор, потому что оказалось, что мы много всего насобирали. А выбросить теперь нельзя – люди же подарили. Надо думать опять, что с этим делать. Не приходит пока решение.
— Какова востребованность вашего проекта среди калининградцев?
АЛЕКСАНДР: «Altes Haus» мы создали в 2014-м году, и года 3-4 у нас ушло на то, чтобы этот проект стал известным. Теперь он не справляется с посетителями, у нас постоянно вперёд раскуплены билеты. Многие приходят и уходят ни с чем. Кого-то из них переправляем в «Дом китобоя». Это всё-таки наш второй проект и ему значительно проще, он как бы освещается светом, исходящим от «Altes Haus», как в кино, «от создателей…». Уже какая-то марка качества есть. Плюс у него хорошие отзывы с самого начала, и от наших коллег музейщиков, которые приезжали к нам на открытие, и от людей, которые пишут в соцсетях. Пока, тьфу-тьфу, ни одного негативного отзыва.
Противников у музея нет. Есть отдельные мнения, но не про сам музей, а, скорее, про название, экологию, тему добытчиков. Мы же не музей китобойной флотилии или китового промысла.
— Как вам удаётся держать марку высокого музейного качества?
АЛЕКСАНДР: Наверное, благодаря личным качествам моим и моей жены. Я такой start-up-ер, я люблю на коне впереди, как Чапаев, мне хорошо даётся какая-то придумка, я неплохой организатор, умею найти людей, воодушевить их. Я думал ещё, что я спринтер, а оказалось, что я всё-таки стайер: могу тащить проект 5 лет. А Наташа прекрасна в другом. Она — тот человек, который это потом всё активно наполняет жизнью, выполняя рутинную работу. У неё тоже есть и вкус, и фантазия, этого никто не отнимает. Да и я, нельзя сказать, что совсем бесполезен в рутинной работ: я вижу вещи, которые со временем начинают сбоить, и периодически вмешиваюсь в рутинную работу, чтобы наладить то, что мне кажется не очень правильным.
Наверное, мой талант в том, что у меня получается создавать правдивую среду. Я прихожу в какой-нибудь ресторан и вижу, где хорошо, а где схалявили, дешёвый материал использовали. Или в какой-нибудь дом-музей прихожу и вижу, где настоящее, а где искусственное. Где шурупы современные, которые вкручивают, где розетки пластиковые на виду у всех. Когда люди вроде вложились, а потом уничтожили свой труд одной неправильной деталью.
— Как вы решаюте эту проблему соответствия, аутентичности?
АЛЕКСАНДР: У нас в «Altes Haus» всё аутентичное, вплоть до выключателей. Единственное, что пришлось поставить розетки современные, и то их вроде бы не видно, они внизу, закрыты мебелью, можно было бы, не заморачиваясь, поставить обычные розетки. Я нашёл какие-то реплики старые, копии, мог поставить их, но в них невозможно всунуть вилку современного электроприбора. А нам нужно периодически пользоваться пылесосом или ещё чем-то. Точно так же в «Доме Китобоя».
С другой стороны, важно не скатиться в музей, чтобы выставку не устроить, не поставить 15 чашек в шкаф: «У нас же они есть, мы же их собрали, значит, надо поставить».
Мы монтировали экспозицию «Китобоя» в соотвествии с заранее спланированым пространством, но в какой-то момент я сказал, что так не будет. Люди, которые занимались монтажом мультимедийных составляющих, смотрели, как им удобно провести кабели. Но я пришёл, посмотрел — ну, не может тут телевизор стоять, потому что он на соседней стенке от дивана. Так не бывало. А потом, когда мы изменили план и всё смонтировали, я просто ходил и перекладывал какие-то вещи, потому что я вижу, что они не могут здесь лежать, они должны в других местах лежать.
Никита придумал, что на письменном столе будет стекло, а под ним, так часто было в то время, самые разные бумажки. И у нас была целая коробка старых фантиков от жевательных резинок, кто-то подарил свою детскую коллекцию. И девочки-помощницы выложили ровненько, бумажка к бумажке, экспозицию сделали. Я поднял стекло, всё перемешал — это похоже на настоящее. Эти штуки невозможно объяснить, ты либо чувствуешь, либо нет. Если не чувствуешь сам, позови такого, как я, чтобы тебе сделали.
— Сколько у вас сейчас сотрудников в двух музеях?
АЛЕКСАНДР: У нас же ещё кафетерии при обоих, там у нас работает 4 человека. В «Altes Haus» 3 экскурсовода, и 2 администратора в «Доме китобоя», 2 уборщицы. Гида нет, потому что всё с помощью аудиоспектакля происходит. Плюс наша дочь на подхвате помогает, будем считать полчеловека. Это те, кто в штате. А ещё куча людей, программисты, например. Плюс мы ещё делаем музейный фестиваль «Клевер» раз в год и работа над ним идёт с апреля по ноябрь.
— То есть вы реализуете идею, которую вы закладывали, что у вас будет не просто музей, а ещё некий событийный центр, правильно я понимаю?
АЛЕКСАНДР: Она реализовывалась давно потихонечку, но в «Доме Китобоя» мы планируем больше активности. Мы заканчиваем подготовку выставочного пространства и сможем более плотно заняться арендой залов, потому что нужно монетизировать пространство.
— А сколько у вас в «Доме Китобоя» квадратных метров? Чем его содержание отличается от “Altes Haus”?
АЛЕКСАНДР: Всё здание — 400 м. кв. Оно требует большего внимания, больших денег, эксплуатации, это всё по-другому.
«Altes Haus» — всего-то квартира 80 м. кв., купили, сделали в ней реставрацию. Возможно, для обычного человека это были бы достаточно большие капиталовложения, но не для бизнеса. С учётом того, что за это время квартиры подорожали в два раза, это было выгодное вложение. Антиквариат тоже подорожал в три раза. Это вопрос инвестицияй. И это всё наша собственность.
«Дом Китобоя» — другое. В него очень большие деньги вложены, не буду говорить сколько, это процесс, каждый день туда докладываю. И в эксплуатации они разные. Одно дело, когда ты платишь за трёхкомнатную квартиру — и всё. А здесь у нас огромное здание, которое нам не принадлежит. Я построил это здание на деньги своей организации. Я ещё даже не смог ввести его в эксплуатацию. Потому что не я это делаю, а библиотека, и там возникли определённые обстоятельства, связанные с государством. Потом, когда оно будет введено в эксплуатацию, оно будет передано Комитету по имуществу Областной Администрации, те сделают новые документы и передадут его опять нам в безвозмездное пользование. Оно так и не будет моим, оно будет государственным. И понимая всю проблемность это ситуации, я до сих пор не знаю, хорошая это была идея или нет до сих пор.
— Некоторых как раз это и отталкивает: зданием не владею, а приходится заниматься.
АЛЕКСАНДР: Если бы это был бизнес-проект чистой воды, я бы открывал магазин, гостиницу, шаурму бы делал или шубы шил, конечно, я бы никогда не согласился на использование такой схемы. Просто бизнес в этом случае могут отжать влёгкую, и никто не заметит. С культурной институцией так поступить значительно труднее. И мы не просто маленький частный музейчик в Калининграде, нас всё-таки знают на просторах всей нашей родины, мы и члены организаций, и сами создаём ассоциации. Это будет скандал в любом случае, никто на это не пойдёт. Идеологически мы вроде бы понятны своему государству. «Починяем примус», никому не мешаем, рассказываем о нетоксичном для властей наследии. А для нас нет токсичного или нетоксичного наследия. Для нас всё наследие – наследие.
Хотя оба наших музея появились и смогли развиться только потому, что государственные институции не занимаются своим делом так, как должны. По-хорошему, сохранение наследия всё-таки прерогатива государства, а не частных лиц. И я думаю, что это неправильно, что мы этим занимаемся. Я думаю, всё-таки должно делать государство. Мои убеждения.
— Это спорный вопрос. Есть мнение, что наоборот. Опыт, в том числе, международный, показывает, что частные проекты более устойчивы, более интересны и лучше развиваются, чем государственные.
АЛЕКСАНДР: Здесь вопрос возможности сохранятся во времени. Все мы смертны. Уйду я, уйдёт моя жена. Я не уверен, что моей дочери есть дело до того, что мы делаем. У неё другие интересы, другая жизнь, она по-другому всё это видит. Может, что-то изменится лет через 30-20, но пока я не вижу, что ей это интересно. И какова будет судьба нашего проекта? Создавать какие-то фонды? Не знаю примеров хороших, честно говоря, в нашей стране, чтобы это вот так случилось, чтобы поддерживались надлежащие уровень и качество. А Эрмитаж, вот извините за сравнение, конечно, стоял, стоит и будет стоять. Или краеведческие музеи, которые могут меняться с точки зрения экспозиции, интерпретации коллекции, но коллекции остаются, и это не зависит от того, кто был директором сегодня, а кто будет завтра. Наследие это сохранится так или иначе, а всё, что собрали мы, может быть разбазарено за 5 секунд. Любой частный музей в этом смысле очень сильно рискует. Знаем массу примеров, когда с уходом создателя проект закрывается.
Планы
— И несмотря на таукю перспективу, вы наверняка планируете что-то новое в будущем?
АЛЕКСАНДР: Наверное, я буду больше делать проектов, которые ближе к туризму, чем к музейным историям. Я уже сделал то, что мне хотелось сделать, это получилось, потому что я очень люблю то место, в котором я живу. Я считаю, что я отдал дань своему городу. У меня два этих музея, по сути, один музей. И возможно, я сделаю что-то полумузейное-полутуристическое, которое откроет ещё какую-то часть истории этой земли.
Меня всегда очень интересовала доорденская эпоха. Странные люди пруссы, которые жили на этой земле, совсем не похожие ни на кого. Такие конники, люди с красными лицами, которые пили кумыс и делали изделия из янтаря. Странно, да. А до этого здесь ещё какие-то люди жили.
Мы будем дальше развивать проект «Дом китобоя». Но, скорее всего, это буду делать не я. Я сейчас нахожусь в поисках людей, которые более грамотны. Всё-таки я не социолог, я не историк, я даже не музейщик. Я предприниматель с определённым уровнем вкуса, которому не чужды социальные идеи. Но мне интересно всё время делать что-то делать. Я такой человек, который создаёт, а чтобы вести всё это дело я хочу найти специальных людей. К сожалению, как и везде, проблема кадров встаёт очень остро.
— Не думаете ли вы создать некий инструмент, с помощью которого вы сможете выявлять нужных вам людей на местном уровне, и вы начнёте их выращивать? Понятно, найти таких людей трудно, а вырастить иногда даже и проще.
АЛЕКСАНДР: Сегодня мы обсуждали это с мои другом, который давно занимается стрит-фудом, занимается локальными продуктами и уже второй год делает в Калининграде кулинарную школу. Со всей России приезжают сюда люди и учатся уличной кулинарии, применению локальных продуктов. А он историк по образованию, и мы когда разговариваем, находим очень много параллелей. Гастрономия ведь тоже важная часть культуры. И мы думаем создать центр обучения компетенций каких-нибудь. Отчасти похожий на то, что вы делаете у себя в «Библиотеке наследия». Но пока это всё на уровне мыслей.
— Калининград – очень популярный город у молодой интеллектуальной публики, здесь живёт много переехавших из других российских городов. Как происходит взаимодействие этой части публики с вашими проектами, с ресурсами наследия?
АЛЕКСАНДР. Да, вы правы, Калининград сейчас одно из самых популярных мест миграции в России. К нам в год приезжает порядка 8 тыс. человек на постоянное место жительства. И приезжают молодые, самые активные. Один парень, инженер-строитель, 30-ти с небольшим лет, приехал сюда в Калининград из Рязани, купил квартиру, ему всё нравится, он активный. Мы — я, Никита Сазонов и этот парень — ездили смотреть один средневековый объект на территории области, один из возможных наших будущих проектов.
А у нас власти новый проект придумали. На Королевской горе, откуда город пошёл, стоял замок прусских королей, который потом снесли и рядом поставили Дом Советов. И теперь наш губернатор хочет Дом Советов снести и на его месте построить новое здание. Никита спросил этого парня, что тот думает обэтом проекте. Тот ответил, что проект обычный, но в нём хорошо то, что Дом Советов будет снесён. И мне это не понравилось. Я говорю: «Почему ты решил, что это хорошо?». «А что в нём хорошего, ничего нет, ни архитектуры – ничего». Я говорю: «Я здесь родился и вырос. Для меня это кусок среды, часть моего детства. Какой бы они ни был, для меня это что-то родное. А ты приехал сюда месяц назад и говоришь «это хорошо, это плохо». Не спросил меня, не спросил всех здесь живущих, не знаешь истории этого места. Я считаю, это неправильно, ты должен с уважением относиться к тому, что тут есть».
Никита послушал меня, послушал его. Говорит: «Я вижу со стороны очень любопытную историю. Мне кажется, сейчас в Калининграде рождаются новые русские. Не те новые русские, которые в малиновых пиджаках и с цепями на шее, а новый тип россиянина. Активные молодые люди, которые приезжают сюда и хотят жить здесь по-европейски. Хотят создать свою среду и жить по своим правилам, но здесь».
Так вот, я своей целью хотел бы поставить, чтобы формирование нового, простите, типа человека было не просто стихийным, а всё-таки направлялось каким-то экспертным сообществом людей, которые что-то понимают в этом, чтобы сохранение наследия стало новым русско-европейским качеством. С нашим менталитетом, на нашем языке, с нашими ценностями, но с уважением ко всему прекрасному, которое тут было, что тоже является частью нашей культуры, нашего наследия. Что нужно для этого делать, я не знаю, мне трудно сказать. Но мы пытаемся.