Шенкурский венец (Архангельская область). Вера Ярилина

Создание реплики аутентичного головного убора положило начало проекту «Шенкурский венец». Он включил в себя два фестиваля, выставку, привлёк участие нескольких креативных коллективов из разных городов. О том, как знаковые предметы прошлого оживают в современности, рассказывает менеджер этнокультурных проектов Вера Ярилина.

Для быстрого перемещения по тексту используйте ссылки в Содержании

Начало с «Русскими началами»

— Замысел проекта «Шенкурский венец» родился во время фестиваля «Евдокиевские дни», который проводится в Шенкурске. Как это случилось?

— Фестиваль «Евдокиевские дни» — довольно известное мероприятие. Насколько я помню, он обычно проходит раз в два года. И я неоднократно на нём бывала. А в 2017-м году меня пригласили на фестиваль для того, чтобы я рассказала на нём про краудфандинг. 

Сам Шенкурск с первого взгляда очаровал меня тем, что там была очень доброжелательная и весёлая атмосфера. Было очень тепло, уютно, и чувствовалось очень трепетное отношение к гостям. 

— Чему посвящён фестиваль «Евдокиевские дни»?

— Обычно он посвящён ткачеству, но бывают и смежные темы. 

В первый раз, когда я приезжала туда, в программе фестиваля была очень хорошая выставка-коллекция Татьяны Басовой, посвящённая куклам-примитивам. А в 2017-м году я уже приехала рассказывать про краудфандинг как про инструмент. Тогда как раз возникали запросы на новые технологии, выход на современные рынки, и так далее. 

Тогда же моя коллега и хорошая знакомая Яна Соловьёва рассказывала про свой проект «Наткала». О том, как она работает с ткачеством на современных площадках. Как создаёт свой бренд, сайт, выстраивает какие-то свои отношения с покупателями. И это была очень хорошая информация для тех, кто активно занимается чем-то подобным, и хочет этим всё-таки зарабатывать деньги и выходить на новые рынки. 

И когда я рассказывала про краудфандинг, мне дали такую обратную связь: «Вы так весело об этом рассказываете, и кажется, что всё так просто! А давайте возьмём и что-нибудь для Шенкурска сделаем!» Я говорю: «Давайте, в чём проблема? Давайте подумаем, что это может быть. Что вам приходит в голову?» 

Среди тех, кто слушал моё выступление в зале, находилась руководительница студии «Русские начала». Это очень серьёзная студия, в которой уже много лет занимаются барышни, которые шьют себе костюмы. 

Надо понимать, что каждая участница студии шьёт костюм себе. И создание реплики, создание реконструкции костюма занимает годы. В этот процесс входит подборка материала, вышивка, освоение всех этих сложнейших технологий. В общем, это очень трудоёмкая и большая история. И поэтому такие студии, как «Русские начала» в Москве или «Параскева» в Петербурге, являются своего рода элитой фольклорного мира. Ведь всегда есть те, кто пытается зарабатывать деньги на ремесле, а есть те, кто делает это для себя. Можно сказать, что это аристократический подход. 

И вокруг этого есть своё замкнутое сообщество: его участники делают очень крутые вещи, но мало кто видит их, мало кто знает об этом — из тех, кто к фольклору никакого отношения не имеет. В фольклорном сообществе все их очень хорошо знают и чтят.

— «Русские начала» приняли участие в обсуждении того, что можно сделать для Шенкурска?

— Да. Татьяна Валькова, руководительница студии, сказала: «В Шенкурске был очень оригинальный девичий головной убор: красивый венец, расшитый золотом. В местном музее он не представлен. Мы знаем, что он есть в Этнографическом музее, в Архангельском музее, и у коллекционеров он встречается. Мы его видели, и знаем, как он выглядит. Мы готовы его сделать. Давайте соберём деньги на этот экспонат, и сделаем его для Шенкурска». 

У меня есть внутренняя особенность, мой личный невроз: если заходит разговор о том или ином замысле, я уже не могу отпустить эту мысль, и мне нужно её реализовать. У меня мало идей, который в дело не уходят. И поэтому, когда фестиваль закончился, я за эту мысль зацепилась. 

Однажды мы собрались уже более узким кругом и стали обсуждать возможность воплощения этой идеи. Стали проговаривать, что да, действительно, «Русские начала» готовы сделать этот венец. Мы готовы сопроводить этот процесс. Кроме того, среди местных мастеров возникло желание как-то нас поддержать: они предложили сделать интересные лоты для краудфандинга. 

В обсуждении участвовала директор Шенкурского краеведческого музея Лариса Евгеньевна, совершенно прекрасный человек, очень тактичный, милый и скромный. Ей сложно было представить воплощение нашего новаторского замысла. Но она деликатно сказала «Давайте попробуем».

Красивый лёгкий краудфандинг 

— Начались проектные работы. Как это было? 

— Мы уехали из Шенкурска, и потом встретились с Татьяной Вальковой. Стали считать, сколько нам нужно денег на это всё. Выходило около двухсот тысяч: на то, чтобы провести все исследовательские работы, закупить материал, и чтобы примерно за год сделать венец.

Я понимала, что двести тысяч мы соберём. Это вполне реальная сумма, хотя с самого начала было ясно, что про Шенкурский краеведческий музей никто не знает. Получалось, нам нужно было начинать с нуля. 

С другой стороны, было понятно, что может получиться классная история про PR-поддержку, и про то, как вывести музей на поверхность культурной жизни.

В то же время, я понимала, что начинаем мы это всё не совсем с нуля. Потому что у «Русских начал» есть своя очень мощная аудитория, которая обязательно поддержит. У меня тоже есть своя аудитория, и есть определенное доверие ко мне. Это был уже не первый мой краудфандинг, и я понимала, что люди нормально воспримут наше обращение. Что нам есть, на кого опереться. 

Тогда мы стали думать над лотами. По-моему, мы даже запрашивали не двести тысяч, а меньше. Около ста пятидесяти, по-моему. То есть, была заявлена совсем минимальная сумма. Но хорошо, конечно, было бы собрать больше. Потому что, понятное дело, будет очень много командировочных расходов. Ведь «Русские начала» не будут доставать информацию из воздуха: им нужно чётко понимать, как сделать буквально каждый стежок. Поэтому предстояла большая работа: мы понимали, что полгода, или, может быть, даже больше, будет длиться исследование. 

И стало понятно, что такими лотами, как брошки и поясочки, мы эти двести тысяч не наберём. Предстояла тоже большая работа. Было понятно, что у местных мастериц мы не можем просто так, бесплатно брать эти вещи. Мы должны будем хотя бы минимально оплачивать им что-то, хотя бы расходные материалы. 

Интересный факт: получилось так, что в наш краудфандинг включились люди из разных регионов страны. Скажем, нам в Тюмени делали брошки, причём совершенно бесплатно. Но, так или иначе, какое-то время я ходила и ломала голову, думала: «На чём мы всё-таки можем заработать эту сумму?» 

И пришла идея сделать фотосессии. Было понятно, что нужен какой-то эффектный лот. Я подумала, что если бы «Русские начала» дали нам поносить свою прекрасную одежду, то это было удивительно. Потому что тогда, во-первых, мы бы могли её показать. И, главное, у нас были бы классные фотографии, хороший визуальный материал. Это было самое лучшее погружение в тему. Мы бы рассказывали о том, что такое венец, кокошник, что такое традиционный костюм вообще. Это сразу дало бы нам хороший материал для поддержки краудфандинга.

И я как-то так мягко и деликатно пришла к Татьяне с этим вопросом. Татьяна сглотнула, и говорит: «Давайте попробуем. У нас есть несколько своих костюмов…» Потому что, конечно, когда ты пять лет шьёшь себе этот костюм, а потом…

— А потом кто-то другой в нём ходит.

— Да, какие-то чужие люди будут его надевать. Ведь стирать эти костюмы очень сложно, практически невозможно.

Но мы всё-таки решили попробовать предложить фотосессии в качестве одного из лотов. Поставили хорошую среднюю цену. На самом деле, конечно, такая фотосессия должна была стоить в десять раз дороже. Но мы понимали, что тогда нам будет сложнее собрать для неё людей. 

И случилось чудо: в этом согласилась поучаствовать очень хороший фотограф Маша Попова, причём на каких-то совершенно нереальных условиях. Мы просто компенсировали ей няню для детей, и всё.

Маша — шикарный портретист. И это было важно. Потому что с первой же фотосессии стало понятно, что получается действительно очень эффектно. Это были не просто фотографии людей в традиционных костюмах, это были классные портреты.

— Чьи портреты вы делали?

— Мы делали мужские и женские портреты, портреты детей, и они выглядели очень органично, красиво и зрелищно.

— Как быстро фотосессии стали востребованными? 

В первый месяц краудфандинг развивался очень медленно. Это был апрель, затем май, и мы были готовы к тому, что это будет время затишья, когда все разъезжаются. Но когда вышла первая фотосессия, и мы её опубликовали, то уже пошло гораздо легче, и мы быстро стали набирать сумму. 

Когда ты показываешь такие качественные картинки, они, естественно, легко разлетаются, их легко репостят. Люди задают вопросы: «Что это такое? А что это у вас на голове? Таких кокошников никогда не было в России!» А мы говорим: «Ну как это не было? Вот это из Ярославля, а это из другой какой-то области».

«Русские начала», как мне кажется, тоже поймали ощущение динамики и какой-то популяризации. Они для себя, мне кажется, открыли новую нишу и новую аудиторию. Начались контакты с разными мастерами, и это был очень классный период: все со всеми знакомились, искали новые партнёрства и сотрудничества. 

На этой волне к этой красоте стали подключаться другие люди: кто-то предлагал нам лоты, кто-то экскурсии. Были экскурсии в Этнографическом музее, например. И, на мой взгляд, у нас получился красивый лёгкий краудфандинг. Мы не попрошайничали, не говорили: «Мы такие бедные и несчастные, дайте нам копеечку». Скорее происходило заражение красотой. 

— Вы предложили аудитории что-то интересное. 

— Да, и это давало очень многое самим участникам процесса, всем тем, кто нам помогал. Это было так динамично и хорошо, и мы собрали даже больше двухсот тысяч, что-то около двухсот пятидесяти. И в итоге нам хватило на два венца! Это была очень приятная неожиданность. 

От «Шенкурского венца» к «Шенкурскому мальцу» 

— Как быстро был создан венец? 

— Первый венец был готов к декабрю 2017-го, или к январю 2018-го. Его Татьяна Валькова назвала тренировочным. И сказала: «Мы можем сделать два венца. Один будет для фотосессий, и у музея останется возможность продолжать эту историю, фотографировать людей в венце и зарабатывать ещё какие-то деньги. А второй венец мы сделаем идеальный, совсем-совсем правильный. Мы научились, руку набили, всё поняли. Поэтому этот второй венец пойдёт как раз уже в экспозицию музея». 

И в январе 2018-го мы уже проводили фотосессию в первом венце. Отдельно у нас была фотосессия в разных образах и костюмах, и отдельно предлагалась фотосессия именно в Шенкурском венце. 

Для этой второй фотосессии я пригласила поучаствовать очень симпатичную модель, чьё лицо в венце стало нашей визитной карточкой.

Кроме того, было несколько моментов, когда мы предлагали фотографироваться бесплатно известным и важным людям. В частности, Елизавете Борисовне Фокиной, директору музея Царицыно и моему нынешнему директору. Она очень эффектная женщина, и я понимала, что для того, чтобы мне эту историю показать перед профессиональным сообществом, нужно сфотографировать кого-то узнаваемого. И у нас получилась прекрасная съёмка. Елизавета Борисовна в купеческом костюме восемнадцатого века была очень хороша, и фотографии тоже разлетелись. После этого, собственно говоря, мне и предложили работу в Царицыно (смеётся). 

В общем, тогда я понимала, что у нас всё идёт по плану, и что к лету мы сделаем два венца. Понимаю, что мы будем делать выставку и фестиваль. Ведь это странно: просто привезти и отдать в музей эти венцы, сказав: «Мы всё сделали». Поэтому хотелось красивой выставки и фестиваля. 

Мы плавно готовились к этому, понимая, что нам будет нужен второй краудфандинг — теперь уже на выставку. 

И однажды ко мне подошла Татьяна и сказала: «Вера, а мы готовы ещё и костюм сшить!» Я говорю: «Да ладно!» И в результате мы собрали деньги ещё на два костюма. 

— Когда вы объявили второй краудфандинг? 

— На тот момент уже был запущен краудфандинга, в котором были заявлены фотосессии. И там была обозначена небольшая сумма: мне кажется, мы уложились примерно в сто тысяч, изготовив два костюма. 

— Какие это были костюмы? 

Это были сарафаны с набойкой. Для него специально вырезали штамп, который обнаружили в Этнографическом музее. «Русские начала» сделали набойку, и всё это, как комплекс, выглядело правильно и естественно: у нас получился не просто венец, а целый образ. 

Параллельно мы запустили второй краудфандинг, уже на фестиваль. Можно сказать, что мы собирали оргвзносы на участие в фестивале. Получилось чуть больше ста тысяч. И этого нам как раз хватило на выставку, в частности на оплату дизайнерской работы.

— Какие дизайнеры это были дизайнеры?

— Дизайнеров мы пригласили молодых, это Мастерская ТАФ. И тут у меня тоже был, честно сказать, свой замысел. В Шенкурске, кроме всего прочего, меня очень привлекало молодёжное сообщество, которое участвовало проведении фестивалей.

В Шенкурске есть очень хорошая учительница, которая собирает вокруг себя ребят: восьмой, девятый, десятый классы. И они всегда очень здорово помогают в проведении разных мероприятий. И это такие классные девчонки. Я понимала, что им тесновато и душновато в городе, и они с огромным удовольствием смотрят на приезжающих новых людей: прислушиваются, приглядываются. И мне хотелось им занести туда какую-то волну. 

И поэтому я позвала молодых ребят — Мастерскую ТАФ. Они молодые, но уже очень опытные. Родители этих ребят — дизайнеры и архитекторы, и поэтому они с детства крутятся в этой среде, и уже делают выставки в больших музеях. Они очень вдумчивые, и при этом динамичные, да ещё и симпатичные. Кто-то из них играет на рояле, кто-то на саксофоне, и вообще от них идёт очень классная волна и энергетика. 

И, конечно, когда мы с ними приехали в музей, и я собрала местных девчонок, и Саша из Мастерской вышел и сыграл на пианино, и что-то спел, и девчонки все такие: «Боже мой!» (смеётся). 

Это было очень здорово, потому что и взрослые сотрудники музея сказали: «Ах, такие молодые — и уже много чего сделали, многое могут». Они тоже очень уважительно к ребятам прислушивались. 

В общем, мы с ними придумали лёгкую и хорошую выставку про свадьбу. Мы хотели показать не один только венец — мы решили, что попробуем показать, как развивалась вся эта история про брак, про свадьбу. Как менялись смыслы и символика. И у нас представлена и дореволюционная свадьба, и ранний советский период, и послевоенный, и, частично, современная свадьба. 

В подготовке выставки нам очень помогли труды Светланы Адоньевой. Это питерский антрополог и исследователь, и у неё есть прекрасный цикл работ про свадьбу, которые помогли нам сформулировать концепцию выставки. 

И в итоге случилась не только выставка, но и фестиваль «Шенкурский венец». На него приехало множество людей: в том числе те, кто принимали участие в фотосессиях. Им хотелось посмотреть, ради чего всё это делалось. Целый год мы им твердили про Шенкурск, и им казалось,наверное, что Шенкурск — это какой-то центр мира (смеётся). И это очень хороший показатель, что они всё-таки доехали туда. 

— Что входило в программу фестиваля? 

— В первый день состоялось открытие выставки. Было много гостей. Музей маленький, и мы несколькими партиями проводили экскурсию, показывали выставку. Ребята из Мастерской ТАФ сделали свой маленький перформанс, который показывал и объяснял смыслы выставки. Также был праздник во дворе музея, с песнями, плясками и танцами. А на следующий день  мы поехали на пленэр в село Верхопаденьга. 

— Почему именно туда? 

— Мы выбирали место, в котором гости смогут увидеть северную деревню. И мы нашли очень красивое село Верхопаденьга. В нём есть дом культуры, более-менее приведённый в порядок. И невероятно красивые виды. 

Кроме того, у них тогда же был день села: они установили качели, которую взрослые парни тягали на верёвках и раскручивали. Честно говоря, было даже страшно от такой круговерти. 

Было не очень просто организовать эту поездку с точки зрения инфраструктуры. Мы с директором музея с какого-то момента в меньшей степени думали про красоту этих мест. У нас задача была: откуда нам взять автобусы? Как нам людей накормить? Как нам вообще всё это расположить? Куда их разместить? 

Автобусы пришлось гнать из Архангельска. Это, естественно, стоит дорого. Никаких гостиниц в Верхопаденьге нет, поэтому всех надо было разместить по домам. А ведь там и связи-то нет! Телефоны не работают. Поэтому требовалась серьёзная работа.

Но в итоге всё получилось очень хорошо. Это был творческий пленэр, на который мы пригласили разных участников: тех, кто занимается ткачеством, куклами, различным дизайном. Мы хотели создать такую смесь, в которой оказались бы и современные, и традиционные мастера. И чтобы все друг с другом пообщались, и каждый что-то остальным показал и выступил. Например, мы сделали лаборатории, участники которых проектировали сувениры для Шенкурского музея. 

Конечно, мы задумывали, что всё это будет происходить на природе. Но когда мы около полудня приехали в Верхопаденьгу, и вышли из автобуса, на нас сразу накинулись слепни. Это было что-то страшное! 

Нас выручил дом культуры: мы спрятались туда. Получилось, наверное, не так классно, как мы хотели: чтобы всё было на лугу, с видом на реку. Но тоже хорошо. А часа через два у слепней, видимо, настал тихий час: они все улетели, и мы вышли. И тогда уже стало совсем хорошо. 

В общем, это был замечательный день. Дети, которые приехали с нами, пошли играть с деревенскими ребятами. Взрослые тоже расслабились: кого-то, скажем, в баню увели. Кого-то кормили картошечкой с грибочками. В общем, идея попала в точку: получилось настоящее проникновение в деревню. А ещё вечером были танцы — как раз в тот же день проводили сельский праздник. И мы плясали настоящую кадриль с сельскими жителями. 

Так получилось, что все московские организаторы, которые приехали на фестиваль, приехали с маленькими детьми. Это была я, Юля Терехова, которая занимается «Домом со львом», и Яна Соловьева, которая работает с ткачеством. Моему сыну было два месяца, Юлиному ребёнку около полугода, и у Яны — четыре месяца. И мы, наверное, как сумасшедшие выглядели. 

И это был второй главный фурор. На местных жительниц вот эти тётки из Москвы с совсем грудными детьми произвели очень большое впечатление. К нам неоднократно подходили местные барышни и говорили: «Слушайте, девчонки. Вот это классно, что вы так сделали. Пусть все посмотрят и поймут, что нет ничего нереального». 

И однажды, глядя на нас, сидящих посреди деревни на каких-то сложенных брёвнах, где мы сидели и кормили детей, Татьяна Валькова сказала: «Слушайте, я знаю название следующего фестиваля! Это должен быть «Шенкурский малец». 

И, вы знаете, мысль мне в голову попала. И я поняла, что это отличнейшая тема — и что это именно то, что должно продолжить свадебную тему. Мы показали свадьбу, а через девять месяцев нужно показать фестиваль «Шенкурский малец». 

Новый опыт для жителей Шенкурска

— И вы начали готовить следующий фестиваль?

Да. Мы приехали в город, ещё раз поговорили с Татьяной Вальковой, и поняли, что у нас может получиться отличная выставка про детскую традиционную одежду. Тема сложная: как мы понимаем, дети одежду занашивают в ноль. И в традиционной культуре тем более не было такого, чтобы ребёнок чего-то не доносил: ведь у него непременно ещё десять братьев рядом. И у Татьяны был прекраснейший экспонат: рукав детской кофточки, который целиком состоял из заплаток. Даже не было понятно, какой материал использовался изначально. 

— Вы обьявили краудфандинг на проведение «Шенкурского мальца»?

— Не сразу. Кстати, и в «Шенкурском венце, кроме краудфандинга, у нас было несколько больших грантов. Был грант «Северстали», например. И были местные региональные гранты. В общей сложности, учитывая краудфандинг и гранты, мы привлекли на «Шенкурский венец» около восьмисот тысяч рублей: на два венца, два костюма, и на сам праздник. 

И когда мы подали заявку на «Шенкурского мальца», этот фестиваль, к сожалению, не поддержали. Мне кажется, организаторы конкурса не совсем поняли наш замысел. Поэтому вновь пришлось собирать средства самим. Но мы справились.

— Как формировалась программа фестиваля?

— Нашей задачей было провести выставку, которая посвящённую детству и детской одежде. Мы хотели сделать взрослую и параллельную детскую программу: какие-то мероприятия запланировать для семейной аудитории, какие-то отдельно для детей. И мы говорили гостям: «Вы можете брать с собой детей: вы пойдёте в одну сторону, дети — в другую». 

Например, мы позвали замечательного питерского актёра Севу Мезенина из театра «Папьемашенники» со спектаклем «Петрушка». Он очень здорово играет петрушечные спектакли. 

И поначалу у местных организаторов были сомнения: «А купят ли билеты? А сможем ли мы это окупить?» В итоге оказалось, что зал был забит до отказа. И через какое-то время они ещё раз позвали Севу: он приехал и ещё раз выступа в Шенкурске.

Кроме того, я решила поработать в рамках фестиваля с местными ребятами. Мне очень хотелось обсудить со старшеклассниками тему музея как такового, понять, чего им не хватает, какие у них любимые залы в местном музее, чем бы они эти залы наполнили. Мне хотелось, чтобы они дали обратную связь про то, что такое музей в их жизни. И чего вообще в их жизни не хватает. 

— Что получилось узнать из этого общения? 

— Выяснилось, что в Шенкурске нет мест для сбора молодёжи. У них есть только крытый сбербанковский банкомат, вокруг которого — небольшой зал. В зимнее время подростки собираются там — им просто больше негде. И представьте себе взрослых, которые идут снимать деньги, а там стоит эта толпа! Так себе история. 

И мы с ребятами обсуждали роль музея: ходят ли они, не ходят, какие выставки им нравятся, что бы они переделали или дополнили, какие у них есть идеи. И были предложены довольно классные мысли: например, про зоны для детей и подростков в музеях.

У нас, кстати, есть в связи с этим одна интересная идея. Рядом с Шенкурским краеведческим музеем есть флигель, который пока не обустроен. И было бы здорово использовать этот флигель как музейное творческое пространство — как раз для встреч, лабораторий, для проведения событийных мероприятий. 

Ведь сам музей, естественно, состоит из залов: в нем мало пространств, где можно проводить мероприятия. И этот флигель, классно оформленный, мог бы многое, как мне кажется, решить, причём для города вообще. Это была бы интересная тема для разных аудиторий: и для молодёжи, и для женщин, и для подростков. Может быть, когда-то всё это и будет реализовано. Просто это большой отдельный проект, который нужно хорошо продумывать. 

— Что ещё происходило на фестивале «Шенкурский малец»?

— Честно говоря, я сама этот фестиваль почти не увидела, потому что всё время провела с детьми и подростками в разных лабораториях. Но, если говорить о самом интересном, то мы провели целый показ мод!

Для этого были приглашены дизайнеры, которые работают с традиционным контекстом. У одного из дизайнеров даже было своё модельное агентство, и он приехал на фестиваль со своими красотками-моделями. Но, тем не менее, красоток ему не хватало, поэтому мы пригласили местных девчонок, которых он два дня учил холить по подиуму на каблуках, и они тоже приняли участие в показе его одежды. 

Эта сторона фестиваля, честно говоря, мне нравится больше всего: когда есть возможность втянуть местных молодых ребят в какую-то совершенно непривычную для них деятельность. И получилось очень здорово и красиво: все увидели девушек в новом статусе, в новой роли. 

— Какие отношения связывают вас как менеджера этнокультурных проектов с Шенкурском сегодня?

— После фестиваля наш проект завершился. Лариса Евгеньевна уехала из Шенкурска в Архангельск, и теперь в музее новый директор, тоже очень приятный человек. Недавно у музея как раз был юбилей, и сотрудники смогли сделать реэкспозицию одной из самых любимых детских выставок — отдела дикой природы, с этими самыми медведями и лосями. Музей смог сам его обновить и осовременить.

В целом же, мы сделали всё, что касалось венца и работы с этим наследием. У музея есть экспонат. Не знаю, смогли ли они уже без нас запустить историю с фотосессиями, потому что это тоже сложный процесс. Но, в любом случае, у них появились новые знакомства, появился опыт работы с грантами. Этот этап нашей работы, я считаю, завершён. 

— Вы говорили об освоении флигеля в качестве нового музейного пространства. Может ли эта идея в какой-то момент перерасти в новый этап вашего проекта?

— Тема с флигелем — очень хорошая история, но для неё нужна определённая смелость и понимание, что именно нужно городу. Я могу что угодно выдумывать и представлять. Мне бы хотелось сделать что-то такое, и если местные захотят и начнут — я готова как-то в этом поучаствовать. Но это должно быть их решение, их задача. Уже не моя.

— Получается, по замыслу это уже отдельный новый проект?

— Да, это потанинский грант, по большому счёту. Это история про «Музей 4.0», или куда-то в эту сторону. У такого проекта должна быть хорошая внятная концепция, которая соответствует задачам музея. Поэтому здесь нужно решать им самим.

— В то же время, одна из ваших грантовых заявок для «Шенкурского венца» изначально содержала замысел «создания постоянно действующей молодёжной этнодизайн лаборатории».

— Это была заявка на грант фонда Тимченко. Да, это как раз то, о чём я говорила, имея в виду флигель. Это про освоение пространства через молодёжную историю. Но, мне кажется, хорошо, что нам не дали этот грант тогда — потому что он опережал бы всю эту историю. Это идея, которая всё ещё висит в воздухе. Посмотрим. Может быть, местное сообщество её как-то по-своему увидит. Но я бы делала ставку на молодёжь, на подростков. Мне кажется, это самое нужное для них.

— Как вы оцениваете результаты проекта в Шенкурске? Удалось ли вам повлиять на местную среду? Есть ли у вас ощущение, что после проекта в городе что-то ожило? 

— Вы знаете, после «Шенкурского мальца» девчонки из Шенкурска приезжали ко мне в Москву. Десять или двенадцать человек активных местных девчонок, с которыми мы ходили по музеям и рассматривали, какие существуют новые форматы и тенденции. И я немножко позакидывала им в головы, что всё может быть: вы только приглядитесь и посмотрите. 

В целом же для Шенкурска было много нового опыта. Они взяли для себя ровно столько и именно того, что им нужно. У северных людей свой темп, у них есть своё отчетливое я. И с ними так не работает: вот ты приехал, что-то им рассказал, а они согласились и будут делать. Нет. У них своя позиция, свои интересы и задачи. Они относятся ко всему новому очень настороженно. Но, мне кажется, очень хороший знак, что они сами сделали реэкспозицию в музее. И какие-то новые мысли в Шенкурске, думаю, прижились: просто им нужно время, чтобы во что-то вылиться. 

И то, что они стали с грантами работать, очень важно. Я, например, не думаю, что они сами будут запускать краудфандинг. Честно говоря, в их условиях это даже почти невозможно: местные не будут скидываться. Поэтому какие-то инструменты там не приживутся, и это понятно и естественно. А какой-то опыт они попробовали — и у них получилось. Хорошо, значит мы потихонечку пойдём.

То есть, там просто свой темп работы. И мне кажется, что на местном сообществе наш проект очень позитивно отразился. Даже одно то, что шенкурские девчонки много в чём поучаствовали,  много с кем познакомились и пообщались, уже очень много. И я уже только этим довольна.