Бажов. ОГО!Род (г. Сысерть, Свердловская область)

Автор: Анатолий Каптур 

Проект «Бажов. ОГО!Род» появился на подворье дома-музея семьи Бажовых в Сысерти. В 2021 году на месте сохраненного земельного участка воссоздан типичный огород XIX века с целой сельхоз- инфраструктурой, интерактивом для туристов и образовательными программами по биологии, литературе, кулинарии для детей и взрослых.

Как называется проект, как вас зовут и как вы начали заниматься этим проектом, чем занимались прежде?

Меня зовут Анатолий Алексеевич Каптур, я заведующий «Дом-музей Паши Бажова» в Сысерти, проект называется «Бажов. ОГО!Род». Но это не огород Павла Петровича Бажова, а огород его семьи, то есть городской огород XIX века. Музей, в котором я работаю, он не про писателя П.П. Бажова, что многих расстраивает, а про “досказовость”, про то, откуда сказы Бажова появились. То есть про его детство, про его юность и про горнозаводскую цивилизацию в широком смысле слова, но в узком временном контексте – конец XIX века, самый упадок уральских заводов, и самое тяжелое время для этих заводчан. 

До этого я реализовывал проект «Музей Шахта», который до сих пор действует. Это один из первых частных музеев на Урале, который был при этом был окупаемым и приносил прибыль. Однако, потом проект «Музей Шахта» подсел на гранты и сейчас не так успешен с точки зрения самостоятельного зарабатывания денег. Именно этот проект сформировал меня как специалиста, который проводит авторские экскурсии и программы, и терпеть не может фактические экскурсионные тексты. Там же я сформировал традицию, что мои экскурсии редко длятся меньше 2-х часов и там формат лекционный, потому что музей был маленький, большая экспозиционная работа, но фонды крошечные, поэтому там экскурсовод – это основной экспонат музея. И вот сформировался такой бренд на родине русского золота, в Березовском музее была и интерактивная музейная часть с возможностью потрогать все предметы, которые там присутствовали. Именно там я сформировал свою экскурсионную стезю, к которой сейчас приучаю всех своих сотрудников. 

До этого были еще проекты, такие заигрыши с современным искусством, выставка «Анатомия шахты». Никто этого не понял, но это на самом деле была издевка над всеми биеннале, классическими школами современного искусства, но почему-то этого никто не заметил хотя юмор покрасить крысу в золотой и выставить ее как экспонат мне казался очевидным. На собеседованиях по конкурсу Фонда Потанина меня заставили выделить главное мое достижение — это все же выставка «Анатомия шахты». Она является первой выставкой современного актуального искусства в Березовском. Как не странно, но там моим главным достижением было группа маргинальных товарищей, которые зашли погреться и выпить что-то, но я им провел экскурсию, они пошли в кинозал наш импровизированный, там распили свои «фуфырики» и ушли. Я расстроился, что потратил час времени на этих людей, но на следующий день они пришли уже в трезвом виде, только двое из трех, видно было, что оделись максимально прилично и попросили еще раз экскурсию и даже еще раз заплатили деньги. Я считаю, что это высшая оценка выставки. В целом выставка была конечно про шахтеров, про развенчание мифов, которые были связаны с золотодобычей, сленгом шахтеров, и местными локальными достопримечательностями. Она проходила на индустриальной территории, на реально действующей шахте, и была довольно масштабным проектом. После этого я решил ну его этот масштаб и надо делать камерные вещи. Чем и по сей день занимаюсь в разных местах. 

С музеем Шахты вы какое видите продолжение, чтобы уйти от грантовой направленности и вернуться к экономике?

Конечно, про «Музей Шахты» стоит вопрос во вложениях. Человек, который в сфере культуры создает проект по бизнес-системе, должен понимать, что без инвестиций и без денежных вливаний проект рано или поздно загнется. Найти такого как я довольно сложно, который бы работал за идею и выполнял кучу всяких вещей. Кадровая политика тоже требует денежных вливаний и обучения этих сотрудников, потому что, когда музей держится на двух людях, скорей всего он не разовьется. Это на мой взгляд одна из ключевых проблем частных музеев. У нас в Екатеринбурге есть большой Уральский минералогический музей В. А. Пелепенко с богатейшей коллекцией. И встает вопрос что станет с музеем, когда не станет основателя музея В. А. Пелепенко. Так, в Сысерти у меня перед глазами был яркий пример, когда человек, собрал огромную коллекцию предметов быта, потратил на это много своих сил и ресурсов, а потом человек умер, наследников не осталось и все это просто исчезло. В такой ситуации есть преимущество государственных музеев, что они худо-бедно это сохраняют. Для того, чтобы человек из частного музея перерос во что-то большее, он должен при жизни создать систему передачи этих ценностей. 

Как возникла идея Бажовского огорода, что вас натолкнуло?

Я пришел в музей Бажова и стал вводить всякие нововведения. Туда заходишь – маленький дом, никаких исторических ценностей нет, ничего исторического нет и огромный пустырь на заднем дворе, который никак не используется. Здесь и возникла идея, что нужно экспозицию расширять, получить территорию и её осваивать. Заводской огород — это очень логично в контексте работы Павла Петровича. У него везде есть история, связанная с землей. Он сам был заядлым огородником и любил экспериментировать в своих огородах. Бажов писал своему другу Пермяку, что он любит свой «веселый огород». Он делил очень четко — доходный огород и «веселый» огород. Доходный — это тот, что сделан по правилам — по уму, который скорее всего был у родителей Бажова, а «веселый» – захотел посадить маки – засадил все маками. И сам Бажов этот подход ценил, собирал семена и чего только не высаживал. А его семья иначе подходила к вопросу, потому что у них еще не было колхозов, не было дотаций, а огород это одно из средств дополнительного дохода семьи, в том числе в голодное холодное время на Урале. 

Где вы брали информацию? Изучали архивные источники про Бажова?

Чем может похвастаться Объединенный музей писателей Урала, это тем, что у нас в арсенале есть самый крутой специалист по Бажову, который только есть в России — Георгий Григорьев, мой друг, который после окончания филфака от Бажова и не отходил никогда. Он был заведующим музея Паши Бажова, и непрерывно занимался исследованием писем Павла Петровича. В 2018 году выпустили самое полное на текущий момент собрание писем П.П. Бажова, что позволило наконец внести писателя в когорту классиков. Ведь, по традиции ни один литератор не может считаться классиком, пока не сделаны две вещи – не изданы все письма и не выпущено академическое издание всех произведений. Обе эти вещи сделаны и с прошлого, 2021-го года у Бажова есть академическое издание сказок со всеми концовками, со всеми версиями, с выдержками из черновиков и дневников: и есть издание писем. 

И вот, Георгий Григорьев рылся в письмах, но нашел мало сведений, поэтому нам пришлось подключать нашего ботаника, Ольгу Киселеву. Она уже перерыла архив Ботанического сада УРАН, сидела в библиотеках, искала источники, по которым можно спроектировать наш заводской огород. Каким он был, почему огород был именно таким. Так, мы столкнулись с проблемой, что наш участок был очень маленький огородик, примерно 3 сотки. Однако, начали изучать информацию, и выяснилось, что заводские огородики всегда были маленькие, и у Павла Бажова есть даже об этом упоминание. Он пишет, что маленькие огороды это было не для выращивания еды, потому что особо не вырастишь, а больше для ощущения чего-то своего какого-то своего кусочка земли, поэтому в моей трактовке заводской огород ближе к современному ландшафтному дизайну и к приусадебному участочку. Это не крестьянский небольшой земельный участок, а это именно небольшое заводское подспорье. Многие не признают заводских крестьян, и мы спорим по этому поводу. Если брать воспоминания Бажова тех лет, то мы узнаем, что заводские крестьяне презирали крестьян, которые возделывали землю. Если взять другого уральского классика, Фёдора Решетникова, то у него прямо написано, что уральский горнозаводской крестьянин между возделыванием земли и голодом — выберет голод. Будет голодать, но землю копать не будет. Потому что они в своем крестьянском сословии выбились в отдельный ряд. В Нижнем Тагиле, например, обычных крестьян земледелов называли «навозными мешками», презирали всячески. Если ты можешь работать на заводе копать землю не твое.  

Если говорить про проект – в чем была «идеальная» концепция проекта, что получилось, что не получилось и как дальше видите развитие?

Любой музей мечтает о возвратной аудитории, о каких-то якорях, которые можно «кинуть в душу» человека, чтобы он возвращался в музей неоднократно. А концепция моя идет из игровой индустрии. И вообще, я сторонник того, что музеям нужно учиться у гейм-дизайнеров, у разработчиков игр, потому что они уже это умеют и знают, как вернуть человека на свою площадку, в свою историю, как сделать так, чтобы он там сидел. Я взял самую банальную историю, наподобие Виртуальной фермы. Когда что-то делаешь в виртуальном мире. Но виртуальный мир особой ценности не несет, а реальные растения — это совсем другое. С одной стороны, он воссоздает типичный заводской огород XIX века, с другой стороны растения на нем должны высаживать посетители музея, которые в определённые дни могут прийти, купить вместо входного билета саженец и его посадить. И после этого задача человека следить за этим растением и ухаживать за ним. Но понятно, что большинство посетителей музея — это люди издалека, и поэтому в музее есть система камер, которая указывает на ваше конкретное растение и вы можете за ним наблюдать, как оно развивается, что с ним происходит, и удаленно за ним ухаживать, например, человек может написать/позвонить в музей и сказать что мое растение нужно полить, или окучить, или убрать с него паразитов. И если произошел звонок, то сотрудник музея идет и совершает необходимые действия.

Как вы замотивировали персонал музея на эти действия?

Я много сделал для музея, и сотрудники мне поверили. За время моей работы в музее появился теплый туалет и возможность помыть руки. У Бажова есть такая запись, что у каждого человека рано или поздно появляется непреодолимое желание что-нибудь посадить или в земле покопаться, и вот эта тяга очень сильно пробуждается и в сотрудниках и они прямо горят этим проектом. Ведь, для них этот проект стал чем-то личным. Изначально у нас в планах было так, что если человек не пишет и забрасывает своё растение, то мы не будем ухаживать за растением и оно погибнет. Но, конечно, мы не смогли бросить на произвол судьбы такие растения, хотя были такие люди, которые посадили и забыли про своё растение. Сотрудники все равно вырастили, сняли урожай и съели его и ничего им не оставили. Но, если человек порядочный и ухаживал за своим растением, например, за картофелем, то мы этому садоводу отдали его урожай. То есть собрали с куста, который человек посадил и всё честно отправили почтой. 

Сколько у вас сотрудников этим занимается?

Непосредственно сотрудников музея — 5 человек и занимались все, вносили свою посильную лепту. Кроме этого, были специалисты: Георгий Григорьев, Андрей Казанцев, Ольга Киселева и я. Постоянно же этим занимаются 3 человека. У нас была еще одна проблема — участок был долгое время заброшен, на нем давно не было севооборота, земля немного выветрилась, но справились и с этим вопросом. Мы стараемся показать полный производственный цикл. Если сажаем травы, то эти травы в дальнейшем обрабатываем, делаем специи и пряности. Планируем варить сиропы, делать соленья, заготовки на зиму, домашнее хранение продуктов.  Ведь то, к чему я стремлюсь – чтобы каждое посещение музея для людей было уникальным. А так как все этапы производственного цикла на огороде физически происходят в разное время года, то это возможно продемонстрировать.

Затем вы всю продукцию как сувениры продаёте?

Что-то продаем как сувениры. Моя позиция в том, что все сувениры в музее должны производиться музеем, и все что в музее делается должно делаться из музейных продуктов. Вот заготовили некоторое количество пряных трав, чтобы зимой их в горшочках продавать, но заготовили мало и они буквально разлетелись. Теперь, в планах делать свои заготовки: соленые огурцы и помидоры, чаи, сиропы. Возможно, будут настойки, но с этим сложно. Настойка — это алкоголь и непонятно как его оформлять. Мы пока склоняемся к приобретению самогонного аппарата для получения спирта в настойки. Однако, как пролоббировать самогонный аппарат учредителям музея – пока вопрос. 

Так, из этого проекта разрастается много направлений. Появилась программа «К гадалке не ходи». Это история о бытовой магии, история о знахарстве. У Бажова есть Бабушка Викориха. Прекрасная программа получилась про бытовую магию, про лекарственные растения, про то как и зачем они использовались. Из-за растений же появилась в музее еще одна площадка, связанная с огородом – сушилка для трав, и это же может быть оборудованием для заготовки пастилы. На Урале есть свой вид пастилы, но мы его еще не успели попробовать.

Вы нашли рецепты этой пастилы?

Да. Рябиновая пастила на Урале пользовалась популярностью. Ее сушили «на банях», и мы очень хотим ее попробовать. Предчувствую, что будет горькая гадость, но кто знает. Так как я очень люблю готовить, гастрономическая часть вплетается во все мероприятия, которые мы проводим. И одно из них пользуется приличной популярностью – сушилка для трав, мастер-класс травницы. Следующий этап развития музея — все же литературный, так как мы должны нести литературу в массы. Теперь хотим сделать экскурсию по литературе на огороде. Самое простое и банальное это Чиполлино – рассказывать о коммунизме с луковым лицом, или тоже планируем делать экскурсии и выставки про «Незнайку на Луне» и творчество Н. Носова.

У вас семена в огороде восстановленные или современные сорта?

Семена разные. Мы стремились соблюсти баланс. Оригинальные, полудикие растения очень сложны в уходе. И у них довольно низкая урожайность. Те из диких растений, которые сейчас высаживают на огородах – облепиха, например, раньше на заводских огородах не было, так как её собирали в лесу. То же самое земляника. Клубники не было в то время. Понятно, что никого из нашего музея мы в лес не отправим, поэтому земляника у нас есть, и облепиха тоже, потому что облепиха — это вообще символ уральской горнозаводской инженерной мысли. И облепиха на Урале не еда, а прежде всего техническое дерево. У Бажова есть конкретные указания, на то, какие растения выращивались, в частности, картофель. Нам пришлось обратиться к местным агрономам и подобрать максимально близкие, но при этом комфортные в уходе сорта картофеля. Мы взяли сорта вишни близкие к тому, что росло в XIX веке. Еще один камень преткновения — это яблони. Ведь, уральских яблонь в XIX веке не было, только «дичка». Хотя у Бажова есть упоминания о яблонях, правда более поздние. Мы, в результате, посадили коллекционные яблони – агронома Казанцева, который как раз и вывел уральские яблоки. Эти яблони лет через 20 дадут вертикальную доминанту огорода. Еще один бренд Бажовского огорода – бажовский хрен. Ольга Киселёва провела исследования и выяснила что хрен на Урале давно растет и по воспоминаниям Бажова «хрен хрен выведешь». 

Вы упомянули в начале интервью, что не все понимают ваши действия. Как вы взаимодействуете с местными сообществами, как складываются отношения, в чем понимают, в чем не понимают?

Первая проблема музея в том, что он растерял свой авторитет. В 1982 году, когда музей появился, он в Сысерти был культурным центром. Это было важное место, где собирались люди, где праздновали свадьбы, и много чего еще происходило. Музей находится в Сысерти, но подчиняется региону, то есть Екатеринбургу. Еще нет культуры посадки растений. К нам приходили дети из центра внешкольного развития, чтобы помочь нам с огородом, и мы поручили им прополоть огород. В итоге дети пропололи три вилка картофеля. Как-то одна девочка 5-ти лет стремилась посадить картофелину, она уже выбрала картошку, которую она будет сажать и держала её в руках, заговаривала её — у нас была такая игровая механика, что нужно было пожелать чего-нибудь этой картошке, сказать ей что-нибудь хорошее. Но пришел очень неприятный папаша, вырвал у девочки картошку, накричал на нее и сказал ей что мы же не крестьяне и хватит заниматься этой грязью и утащил ребенка в слезах. Это не очень корректно со стороны родителя. Но вот он – потомок горнозаводских крестьян. Вообще этот проект превратился в такой набор интересных историй и ситуаций. Истории связаны с землей, они такие очень душевные, иногда злые иногда добрые. У нас есть цикл историй про войну с соседями. Это такой мини-сериал, где нет правых и виноватых, где все взаимосвязано. И это одна из особенностей этого музея. Обычно музей отгорожен от людей, а тут мы из-за очень плотной застройки частного сектора все равно взаимодействуем с нашими соседями.