Калининградский музей «Altes Haus» посвящён быту старого Кёнигсберга. Готовящийся к открытию «Дом китобоя» позволит заглянуть в повседневность советского Калининграда. О том, как жизнь превращается в музей, рассказывает директор АНО «Музей городской жизни» Александр Быченко.
Для быстрого перемещения по тексту используйте ссылки в Содержании
История «Старого дома»
— Музей «Altes Haus» был открыт в 2014-м году. Как возникла идея для музея?
— Всё началось значительно раньше 2014-го. Впрочем, если бы лет семь назад кто-нибудь сказал мне, что я буду заниматься музейными проектами, то я был бы очень удивлён.
Дело в том, что я был очень далёк от музейного мира, и супруга моя тоже. Я предприниматель, у меня есть небольшая фирма, которая занимается упаковочными материалами и одноразовой посудой. Супруга моя работала мамой школьницы — домохозяйкой.
Мы оба уроженцы Калининграда, вернее Калининградской области: я родился в Калининграде, а жена — в городе Балтийск. И всё постнемецкое в Калининграде — дома, тротуары, черепица — это естественная среда обитания для нас. Поэтому нельзя сказать, что мы когда-то обращали на это особое внимание. Думаю, обычно человек не замечает того, в чём живёт.
В какой-то момент нас с супругой увлекли старые вещи. Но не с точки зрения коллекционирования, а, скорее, с функциональной стороны. Оказалось, что нам комфортнее покупать себе именно старые, антикварные предметы. Нередко их можно купить даже значительно дешевле, чем новые. И других таких ни у кого точно не будет.
Тогда мы начали наполнять свой быт антикварными вещами, не слишком интересуясь ими с искусствоведческой точки зрения. Постепенно обрастая этими предметами, мы стали лучше в них разбираться: что из какого времени, когда и кем сделано. Но ни к истории края, ни к общей истории, ни к сохранению наследия наш интерес никакого отношения не имел.
— В какой момент ваше отношение изменилось?
— Однажды мы купили дом. Мы начали его обустраивать, и решили, что будет правильно вернуть его в аутентичное состояние.
Обустраивать дом мы начали снаружи. Двор обихаживали, забор строили, брусчатку выкладывали. Построили навес для машины, беседки в парковом стиле, потом начали наполнять квартиру старыми вещами и мебелью.
В какой-то момент мы поняли, что оставшийся от предыдущих владельцев интерьер настолько эклектичен, что нужно делать полноценный ремонт внутри дома. Мы пригласили дизайнеров, нарисовали макет, и выяснилось, что ремонт предстоит в таких масштабах, что вместе с ним жить в доме мы не сможем.
Тогда мы начали искать съемное жильё. У нас дочь-школьница, а ещё с нами живёт большая собака — бернский зенненхунд. Понятно, что никто нам не хотел сдавать свою квартиру.
Но вопрос нужно было решать срочно, и тогда я вспомнил одного своего хорошего знакомого, который когда-то купил себе квартиру в Калиниграде, и сделал ремонт в немецком стиле с высокой степенью аутентичности. В этом ему помогали мои друзья-реставраторы Олег Макеенков и Олег Шишпанов, которые нас и познакомили.
В этой квартире была произведена работа музейного уровня по воссозданию интерьеров. В какой-то момент обстоятельства жизни хозяина квартиры изменились, он переехал, и квартира простаивала. Сдать её было непросто, ведь она в буквальном смысле была нашпигована антиквариатом. Картины девятнадцатого века на стенах, дорогой фарфор в шкафах. Кому сдашь такую квартиру? Разобьешь одну тарелку, или чашечку, и выйдет арендная плата за месяц.
В общем, когда хозяин узнал, что я хочу снять его квартиру, он очень обрадовался, и сдал её нам. И мы всем нашим большим цыганским табором туда переехали.
Смотрелось это довольно смешно: лежит матрац на полу, вокруг антикварная мебель, и бродит наша собака. К тому же, в первый день к нам пришли наши многочисленные друзья — посмотреть на немецкую квартиру. Потом они привели своих друзей, а те — своих. И к нам началось паломничество. Раз в неделю кто-нибудь обязательно приходил посмотреть.
— Ваша квартира начала превращаться в музей.
— Да, через пару месяцев к нам начали приходить даже незнакомые люди, которые узнавали о нас от общих друзей. Но нам было не жалко, и мы всех принимали.
Впрочем, приезжие, в отличие от местных, имеют особенность: они задают вопросы. «Что здесь раньше было? Что такое Кёнигсберг?», и так далее.
Конечно, мы знали что-то о том городе, в котором живем. Но полноценную экскурсию мы провести, конечно, не могли. Пришлось читать литературу, искать людей, которые сведущи в этом вопросе. Благо, город маленький, и все друг друга знают.
Через какое-то время мы уже могли проводить настоящие экскурсии. И практически каждый второй, кто к нам приходил, восклицал: «Ребята, у вас как в музее!» Это, скажем так, на подкорку записывалось.
Впрочем, скажу такую вещь, которую, наверное, не должен говорить: я не очень люблю музеи. Меня не интересует история великих полководцев или коронованных особ. Меня всегда интересовало, как жили люди: что они ели, как они покупали продукты, как одевались. Меня всегда интересовала повседневность, и этого мне не хватало в больших музеях.
Кроме того, большие музеи зачастую отстранённые, высокомерные. Ты приходишь туда, как в храм знаний, и чувствуешь себя маленьким человеком. Это мне категорически не нравилось.
— В какой момент вы решили, что будете делать настоящий музей?
— Через девять месяцев мы закончили ремонт в нашем доме, вернулись, и поняли, что нам чего-то хватает.
Я продлил аренду квартиры, не зная, что с ней делать. Друзья предложили открыть в ней антикварный салон. Необычный, особенный салон — для уважаемых и богатых людей, которых мы будем в расслабленной обстановке принимать, наливать вкусные напитки и продавать им антикварные предметы.
Идея показалась мне слабой, но я всё-таки согласился. Мы попробовали, и за первый месяц все те люди, которые могли к нам прийти и что-то у нас купить, пришли и что-то у нас купили. Или не купили. На этом поток клиентов исчерпался.
Тогда я наконец подумал: почему бы нам не вернуться к экскурсиям? Мы с супругой начали рекламировать себя через Facebook, нас поддержали многочисленные знакомые, и очень быстро мы стали популярными: к нам стали ходить толпами.
Сначала мы не рассматривали «Altes Haus» как бизнес, и не брали никакой платы. Мы наслаждались общением. И круг этого общения вырос и расширился. Мы познакомились с такими людьми, с которыми не контактировали никогда. Это были ученые, преподаватели, студенты Калининградского университета, писатели, поэты.
О нас стали писать местные интернет-порталы. Потом и неместные тоже. О нас написали в центральной прессе, сняли передачу. Наша жизнь стала совсем другой: нас стали везде приглашать, и мы с женой фактически стали медийными персонами.
В первый год работы мы познакомились с неимоверным количеством знаменитых людей. Подружились с историком моды Александром Васильевым, например. Или, скажем, у нас в музее побывал Ник Макгрегор, директор Британского музея. И многие другие замечательные люди, с которыми ни я, ни моя супруга не имели бы возможности познакомиться в обычной жизни.
Музей для удовольствия
— Вы сказали, что вначале не рассматривали музейную работу как основное занятие. Когда это изменилось?
— Спустя год работы мы с супругой сели и обнаружили, что экскурсии по квартире занимают девяносто восемь процентов нашего времени. Мы осознали эту ситуацию, но не понимали, что с этим делать.
На счастье, тогда нас познакомили с Натальей Никитиной, и мы приехали в Коломну. Это было в 2015-м году на Масленицу. Мы провели в Коломне два дня. Наталья Геннадьевна показала нам изнанку жизни музейного холдинга. Я понял, что это дело не только интересное, нужное и важное, наполненное многочисленными смыслами: я понял, что оно может быть вполне прибыльным бизнесом.
Как предприниматель, я придумал и выстроил схему. Мы посмотрели на «Арткоммуналку», и поняли, что нам нужно делать следующий музей. Одного музея мало, — это экономически нецелесообразная модель. Я понял, что нужно как минимум два, а то и четыре музея.
Мы с супругой решили, что раз уж у нас есть довоенная квартира, то мы будем делать еще одну квартиру, советскую. Потом мы зарегистрировали некоммерческую организацию. Одно из ИП, которое было у меня в бизнесе, я перепрофилировал на музейную деятельность. Мы начали продавать билеты.
При этом, мы с супругой договорились, что никогда не будем заниматься в этой сфере чем-то только для того, чтобы заработать деньги. Так можно скатиться в зарабатывание денег и превратиться в музей-магазин.
Было понятно, что это не наш вариант. Нам есть, где зарабатывать деньги: мой бизнес до сих пор работает. Мы решили, что будем заниматься музеем для удовольствия, но это должно хотя бы окупаться.
— Пользовались ли вы грантовой поддержкой фондов?
— После открытия музея мы написали несколько проектов на гранты, и выиграли два. Мы написали пять, все они прошли в финал конкурса, и два из них выиграли.
— Что это были за проекты?
— Один проект был придуман совместно с археологом: мы отправляли однодневные поездки по области и ближайшему зарубежью. Эти поездки были связаны с древнейшей историей нашего края. Мы сделали туристический маршрут по Калининградской области, и ввели в оборот объекты, которые раньше никак не использовались: прусские городища и остатки замков.
Второй проект связан с рамочной концепции нашего будущего советского музея. Мы его делаем до сих пор, и пока он не завершен.
— Квартира, в которой находится «Altes Haus», до сих пор в аренде?
— В какой-то момент мы попытались выкупить квартиру у владельца. Он захотел её продать за огромные деньги, хотя мы сами предлагали процентов на сорок выше рыночной стоимости. Тогда я нашел другую квартиру на соседней улице. Мы сделали в ней реставрацию и переехали.
Сначала сохраняли два музея, но потом осознали, что рассказываем одну и ту же историю на двух разных площадках, и берем за это двойную плату, а это нечестно. Заодно получалось так, что таким образом мы развиваем чужую площадку: случись что, и кто-то другой мог бы туда войти. Собственно, такая попытка была: люди взяли в аренду ту же квартиру и попытались сделать в ней примерно то же самое.
— Не получилось?
— Нет. Создать такой продукт тяжело, а мы к тому моменту уже чему-то научились. За шесть лет изменилась не только наша жизнь, но и мы сами: например, теперь я могу часами говорить на такие темы, в которых раньше совсем не разбирался.
— Как «Altes Haus» был воспринят коллегами из музейного сообщества?
— Надо сказать, поначалу к нам относились настороженно: зачастую во мне видели предпринимателя безо всякого гуманитарного образования, который просто пришёл и отремонтировал старую квартиру.
Тем не менее, со временем коллеги оценили нас по достоинству. Думаю, я бы даже не замахнулся на дальнейшие проекты, если бы мы не получили высокую оценку от очень уважаемых людей из ведущих музеев.
Кроме того, мы получаем высокие отзывы от наших гостей. Если зайти на TripAdvisor, или в Google, или на отзывы в Яндексе, то можно увидеть, что люди пишут о нас хорошо.
— Чем, помимо «Altes Haus», занимается ваша АНО?
— Мы занимаемся разными музейными проектами. Так, второй год мы делаем Детский музейный фестиваль при поддержке министерства культуры Калининградской области. Раньше этот фестиваль тоже проводился, но скорее на любительском уровне. Мы смогли перезапустить его по-новому.
Кроме того, в 2020-м году музейное сообщество попросило нас провести «Ночь музеев». Правда, в отличие от детского фестиваля, где мы отвечали за контент, здесь требовалось скорее организовать проведение мероприятия. Это нам не очень понравилось, если честно: скучно, когда нет возможности влиять на содержание.
Также в рамках детского фестиваля мы проводим большой обучающий музейный семинар, на который приглашаем иностранных экспертов. В 2019-м году приезжали эксперты из Польши, делились интересным опытом. В 2020-м году должны были приехать эксперты из Эстонии и Финляндии, но, к сожалению, не смогли. Тем не менее, мы всё-таки провели с ними вебинар.
«Густав Гроссман»
— Что известно о квартире, в которой находится «Altes Haus»?
— В этой квартире жил человек по имени Густав Гроссман. Он был мелким купцом, и в том же доме, где он жил, у него была своя продуктовая лавка.
В помещении этой лавки в 60-е годы двадцатого века было открыто предприятие бытового обслуживания. В конце 80-х помещение выкупил владелец сети аптек, но через какое-то время аптека закрылась, и с тех пор чего только в этом доме не было: и продовольственные магазины, и ветеринарные лечебницы, и вновь аптеки, и что-то еще.
Дело в том, что это место не очень проходное с точки зрения торгового трафика. Но мы все-таки решили взять его аренду, и в 2019-м году открылись там.
Теперь у нас есть свой музейный кафетерий и сувенирный магазин. Всё это мы объединили под товарной маркой «Густав Гроссман». Под этой же маркой мы выпускаем шоколад и марципаны по немецкому рецепту. У нас продаётся выпечка, кофе из винтажной машины. И сейчас мы думаем о том, чтобы открыть ещё пару таких кофеен.
— Первые экскурсии в «Altes Haus» проводили вы с женой. Сейчас уже не проводите?
— Нет, теперь у нас работают два гида. Алёна, бывшая телеведущая, которая когда-то сделала первую телевизионную программу о нас. И Катерина, человек и внешне, и внутренне очень нам подходящий: все гости это отмечают.
В самом музее сотрудников задействовано не много. Но у нас есть большое количество людей вокруг музея, и на отдельные проекты мы договариваемся и работаем сдельно.
— Как устроены экскурсии в “Altes Haus”?
— Я уже говорил о том, что мне не нравилось в традиционных, консервативных музеях. Мы пытались уйти ото всего этого. Поэтому, например, в нашем музее экспонаты можно трогать, а на диванах и креслах сидеть.
Надо сказать, что сто лет назад люди жили очень причудливо. А еще раньше — еще более причудливо. И в обычном быту они употребляли гигантское количество вещей, назначение которых нам сегодня трудно себе представить.
И люди приходят к нам, смотрят на эти вещи, иногда даже пытаются отгадать, что это такое. А потом, выйдя из музея и зайдя в наш магазин, какие-то из этих вещей могут даже купить.
При этом мы не говорим, что мы — музей Кёнигсберга, или Восточной Пруссии. Нет. Я думаю, что так люди жили сто лет назад везде. В Коломне, в Костроме, в Лионе — где угодно.
«Дом Китобоя»
— Ваш будущий музей, посвященный советскому Калининграду, будет похож на «Altes Haus»?
— Он будет отличаться кардинально. Это совсем другой музей. Нам было бы скучно делать кальку.
Кроме того, музеев советского прошлого по всей России очень много, поэтому скучно просто собрать советские вещи и воссоздать интерьер.
Важно и то, что «Altes Haus» находится в жилом доме. У нас есть соседи, и соседям бывает непросто с нами, а нам с ними. Это нормальная история. Мы стараемся сделать их жизнь проще. Например, большую часть ремонта подъезда мы взяли на себя. Также сделали за свои деньги территорию перед подъездом: выложили старыми немецкими гранитными плитами, сделали клумбы.
Но мы понимаем, что если у нас девять сеансов в день, то это значит, что через подъезд пройдёт примерно сто человек. Это создаёт определённые неудобства. Поэтому мы сразу понимали, что советский музей мы не будем делать в квартире жилого дома. Нам нужно было отдельное здание.
С этим запросом мы обратились в Министерство культуры и туризма области, к министру Андрею Викторовичу Ермаку. Вместе с губернатором они дали нам помещение в центре города.
Тем не менее, больше полутора лет мы получали разрешение на строительство — хотя все нам хотели помочь.
Дело в том, что наше законодательство в этой сфере очень неэффективно и запутано. Кроме того, мы первыми в области делали такой проект. Кто-нибудь другой на нашем месте, возможно, бросил бы это дело. Но я понимал, что нужно обязательно пройти весь путь до конца, чтобы коллегам после нас было проще по нему идти.
И теперь многое на самом деле стало значительно проще: у нас уже есть отработанные технологии.
— В чем концептуальное отличие «Altes Haus» от нового музея?
— Концепция «Altes Haus» родилась сама по себе: она органична, поскольку наш музей — продолжение меня и моей жены, нашего образа жизни, всего того, что нам самим интересно.
В случае со вторым музеем всё несколько иначе. Я не могу сказать, что нежно люблю советское прошлое. Я думаю, мы помним его как фантомную боль. Кёнигсберга нет, и уже никогда не будет. Точно так же больше нет и советского Калининграда.
Того города, в котором я родился и вырос, уже не существует. Теперь город совсем другой. И я решил, что остатки уходящего Калининграда нужно сохранить.
Надо сказать, что Калининград уходит значительно быстрее, чем Кёнигсберг. Ведь прекрасного в нём было значительно меньше, и в основном это воспоминания об уходящей повседневности.
Поэтому мы решили, что новый будет музей не про вещи, а про людей. Мы поняли, что можем успеть собрать воспоминания реальных людей о том, как они жили. Пройдёт десять-пятнадцать лет, и они уйдут.
Сейчас я бы с большим удовольствием расспросил кого-нибудь из жителей старого Кёнигсберга о том, как они жили, но такой возможности уже нет. И первые калининградцы, переселенцы и моряки, тоже уходят на глазах.
Мы решили, что новый музей будет коммунальной квартирой. Калининградские коммуналки отличались от московских и питерских. Жилья после войны было немного, а немецкие дома обычно скромные, с небольшой площадью. Поэтому и наши коммуналки — это чаще всего двухкомнатные квартиры, в которых проживало две-три семьи.
Мы решили, что в нашей квартире, которую мы назовём «Дом китобоя», будут проживать две семьи.
— Почему «Дом китобоя»?
— Потому что Калининград — морской город, пропахший океаном, морем. В моём детстве это было так: постоянно приходили и уходили корабли, и у большинства ребят родственниками были моряки.
У ребят моего возраста в 80-е и даже в 90-е не стоял вопрос о том, куда пойти учиться: конечно же в Мореходку. Единственное, что нужно было выбрать: высшее образование ты хочешь получить, или среднее. И ты шёл либо в среднюю Мореходку, либо в высшую.
Сейчас этого в городе уже нет, всё закончилось. Порт, конечно, есть, но это всё уже совсем другое. А тот Калининград был морской. Значит, и в нашей квартире должен жить моряк. А кто самые легендарные моряки? Китобои.
В Калининграде даже была китобойная флотилия «Юрий Долгорукий», основанная в 60-м и расформированная в 75-м, когда Россия ввела мораторий на добычу китов. Но эти люди, китобои, обладали статусом почти легендарным, они воспринимались как космонавты на море. Про них рассказывали безумное количество легенд.
Поэтому в нашей квартире живёт китобой. У него есть семья: жена, дочь-студентка, живёт его сын, мальчик лет десяти. А ещё в квартире живёт их сосед. Мы не говорим, кто он такой, но в нашем повествовании он рассказывает обо всём андеграундном: о «вражеских голосах», о самиздате, о фарцовке, о пластинках «на костях». Об этой стороне реальной жизни людей в Советском союзе.
Другим важным отличием «Дома китобоя» от «Altes Haus» станет формат посещения. У нас будет возможность пройти по музею с экскурсоводом, но это — скорее дополнительная опция. В «Altes Haus» можно попасть только с экскурсоводом. А в «Доме китобоя» гости будут погружаться в атмосферу советского Калининграда с помощью аудиоспектакля.
— Как вы собирали экспозицию?
— Несколько лет назад, когда мы только заявили о том, что будем делать новый музей, мы дали через СМИ и соцсети объявление о том, что принимаем в дар всё, что связано с советским Калининградом. И нам понесли разные вещи. Теперь половина моего дома заполнена «Домом китобоя». Я уже жду не дождусь, когда всё это отправлю в музей, и заживу по-человечески (смеется).
— Как создавался аудиоспектакль для экскурсии по «Дому китобоя»?
— Материалы для него были собраны в процессе освоения президентского гранта, который мы получили для проекта «Народный архив: повседневность Калининграда 1960-80-х гг». Мы научили школьников и студентов собирать воспоминания родственников, провели большой семинар, в котором участвовала команда из историков, журналистов и социологов.
Кроме того, мы сами собирали воспоминания вместе с ребятами, и собрали более двухсот аудиочасов. Затем оцифровали и отдали нашим друзьям, музейным проектировщикам из объединения «Художественно придумывательное сообщество» — Никите Сазонову сотоварищи. Они написали сценарий аудиоспектакля на основе воспоминаний, а мы сделали его звуковую версию.
Поэтому получается, что «Дом китобоя» — это такое пространство, в котором будут собраны настоящие предметы калининградцев, среди которых будет звучать настоящая история Калининграда, рассказанную самими калининградцами. Вот такой аутентичный формат.