«Музей чак-чака» в Казани успешно сочетает познавательную гастрономию и социально-культурное просветительство. О том, как традиционная сладость становится нематериальным наследием, рассказывают создатели музея Дмитрий Полосин и Раушания Полосины.
Для быстрого перемещения по тексту используйте ссылки в Содержании
Рассказать локальную историю
— Как возникла идея вашего проекта?
— Дмитрий Полосин: Мы задумывали свой музей, когда жили в Москве. Тогда мы путешествовали по Подмосковью и знакомились с разными проектами. Благодаря друзьям, которые жили в Коломне, мы встретились в том числе и с «Коломенской пастилой».
Изучая опыт коллег, мы наблюдали и за тем, что происходило в Казани. Мы видели, что в городе происходят перемены, что-то отстраивается к Универсиаде, но Казань не наполняется теми особыми смыслами и историями, которые хотелось бы передать гостям.
Когда мы переехали из Москвы обратно в Казань, к нам стали часто приезжать друзья, и мы показывали им город. Стало понятно, что мы мало что знаем сами, и нам нужно читать историю, набирая интересную информацию.
Рассказывать так, как на классических экскурсиях, нам было скучно. «Здесь жил Пушкин, а вон там — Пугачёв. А вот тут в таком-то году проезжал такой-то». Глобальную историю можно взять из любого источника, и из неё узнать, почему Казани уже тысяча лет, и чем она знаменита.
Почти все городские экскурсии построены так: ты гуляешь по тому или иному городу, и тебе рассказывают о том, какой знаменитый человек в каком доме жил, и что за архитектор этот дом построил. Зачастую ты чувствуешь себя неучем: тебе рассказывают про местных знаменитостей, которых ты, может быть, даже не знаешь.
Наши друзья, которые приезжали в город, часто спрашивали: «Как все-таки жили татары раньше?» Понятно, что дома были деревянные, купеческие. Но что происходило внутри? Мы понимали, что нужно обязательно показывать быт: то, чем жизнь татар отличалась от жизни других народов.
Если человек читал, например, историка Карла Фукса, который много писал о Казани, то он точно знает, что татарский дом отличался от русского дома. Скажем, в татарском доме было два входа: один в мужскую, а другой в женскую половину дома.
— В какой момент вы поняли, что рассказывать локальную историю можно через чак-чак?
— Д.: Вы знаете, во всех интервью мы говорим огромное спасибо Наталье Никитиной, создателю «Коломенской пастилы». После того, как друзья привели нас в её музей, мы поняли, что в нём реализовано что-то близкое нашим замыслам. Мы приехали на встречу с Натальей Геннадьевной, выпили с ней чай, и она сказала: «Найдите столп, вокруг которого всё будет вращаться».
После этого два месяца мы буквально жили в Ленинской библиотеке в Москве, с утра до ночи черпая информацию. Так вышло, что архивы с информацией о Казани остались в основном в Петербурге и Москве: почти все библиотеки Казани сгорели в одном из крупных исторических пожаров. Источников в электронном виде практически не было, и мы разыскивали бумажные.
Надо сказать, что мусульмане — довольно скрытный народ, который мало о себе рассказывал. Поэтому, прочитав две-три книги, ты черпал из них полторы страницы ценных сведений. Нам выкатывали тележки книг, мы выбирали за день два-три полезных абзаца, и копировали их себе. Так продолжалось два месяца: мы раскапывали локальную историю.
Когда мы вернулись в Казань, то уже понимали, что будем рассказывать о быте и традициях татарского народа через чак-чак. В туристическом Татарстане тогда была мода показывать сельскую местность: гармошки, кони, и тому подобное. А мы стали рассказывать про жизнь городских купеческих татар.
Эта идея сложилась в 2013-м году. Тогда мы открыли некоммерческое партнёрство и начали писать программы, выкладывая свои мысли на бумагу. Так родился музей.
— Вы сразу решили, что будете рассказывать об истории татарского народа через чак-чак, или были другие варианты?
— Раушания Полосина: Нет, сразу был чак-чак.
— Д.: Мы сразу поняли, что нужно вращаться вокруг чак-чака. Возможно, это произошло по аналогии с «Коломенской пастилой».
— Р.: Но мы долгое время не находили достаточной информации. В отличие от пастилы, чак-чак не производился на продажу, поэтому о нём почти ничего не сохранилось в архивах. Мы находили только смежную информацию: традиции, связанные с культурой и бытом.
Тогда мы решили, что это и нужно положить в основу концепции. Мы не знали, что такое нематериальное культурное наследие, но оказалось, что к чак-чаку мы подошли именно так.
Наталья Никитина дала нам ценный совет: сначала нужно определиться с содержанием, а форма сама придёт. И к нам пришла форма в виде настоящего татарского дома. Многие представляют себе, что в «Музее чак-чака» множество витрин с разными видами чак-чака, но на самом деле это не так.
— Д.: Когда-то чак-чак был обрядовым блюдом. Его готовили на свадьбу, либо на какие-то другие торжественные мероприятия. И всё это происходило внутри семьи. Как раз эту локальную, семейную традиционную историю мы взяли за основу.
— Р.: К нам приезжал один крупный телеканал, и они проводили опрос на улицах Казани о том, что такое чак-чак. Многие говорили, что это просто сладость к чаю. То есть, обрядовая составляющая для многих утрачена.
Кроме того, мы хотели привлечь внимание к качеству чак-чака. Как показывает практика, очень часто на производстве теряется дух, смысл, и, к сожалению, качество блюда.
На одном из «Интермузеев» была секция, посвящённая нематериальному наследию. Мы слушали разные выступления, а потом решили рассказать свою историю — о том, как мы работаем с чак-чаком. И нам сказали, что всё верно: нельзя просто взять и написать рецепт, рассказать про обряд, и это преподнести посетителям в качестве программы. Как говорит восточная мудрость: «Сколько ни говори халва, во рту слаще не станет».
Поэтому у нас всё по-другому. И когда люди чувствуют скрипящие половицы, берут в руки предметы быта, сидят на старинной мебели, на сундуках, дотрагиваются до настоящего татарского казана, это работает. И из таких мелочей всё складывается.
Вдохнуть жизнь
— «Музей чак-чака» находится в настоящем купеческом доме. Что это за здание?
— Д.: Музей находится в доме купца Вафы Бигаева, который был построен в первой половине девятнадцатого века. Первый этаж у дома кирпичный, второй деревянный, и еще был третий, мансардный этаж. Деревянная часть дома сгорела в нулевых, а нижняя часть уцелела.
Перед Универсиадой 2013 республиканские власти восстанавливали исторический облик Казани, и татарстанскому «Лесхозу» поручили восстановление деревянных сооружений. В их числе был восстановлен дом Вафы Бигаева.
Сначала мы открыли «Музей чак-чака» в другом купеческом доме: сняли небольшое пространство, около сорока квадратных метров. Попробовали свои силы. Но довольно скоро стало ясно, что сорока квадратных метров нам не хватает.
В это время городские власти искали применение отреставрированному дому Вафы Бигаева. Тогда мы обратились к Олесе Балтусовой, помощнику Президента Республики по культурному наследию, которая стала нас курировать.
Мы написали официальное письмо о том, что можем вдохнуть в дом Вафы Бигаева новую жизнь. Затем приняли участие в тендере, и выиграли его.
— Р.: Интересно, что улица Парижской Коммуны, на которой находится наш дом, была вовсе не туристическая. Даже многие казанцы её не замечали. Но после того, как мы переехали туда, очень многое поменялось в лучшую сторону. Местные магазины, в том числе сувенирные, стали развиваться.
— Д.: Та улица, на которой изначально находился музей, была пешеходной, и постепенно превратилась в подобие Арбата. Но нам этого как раз было не нужно. Нам не хотелось бутафории — нужна была настоящая живая атмосфера. Мы уехали в другую часть Старо-Татарской слободы, где вокруг нас — настоящая городская жизнь. И мы действительно вдохнули в неё новые смыслы, не побоялись.
— Р.: Не вся Казань оставалась татарской после завоевания Иваном Грозным. Когда мы только искали помещение для музея, нам предложили открыть его в русской части города. Мы понимали, что это не наша история — тем более, нам предлагали сделать что-то в современном здании. Мы эти варианты отсекали, потому что понимали, что так будет не по-настоящему.
— Что-нибудь известно о личности купца Вафы Бигаева?
— Р.: Очень мало. Мы даже не знаем, как он выглядел. Татары раньше не фотографировались, так как это считалось неправильным с точки зрения религии.
Известно только, что он был купцом второй гильдии, занимался бакалеей и азиатскими товарами. На первом этаже у него была лавка — мы сделали в этом месте чайную. Вокруг дома был базар: с точки зрения торговли Вафа выбрал идеальное место.
Кстати, у нас есть большая мечта: воссоздать оставшуюся часть усадьбы Бигаева. В советское время она была поделена на участки, в которые вселили коммуналки, и многое было утрачено. Хотелось бы восстановить утраченную часть усадьбы с уличной кухней, флигелем, садом и беседкой.
— Р.: А ещё наш друг и музыкант Радиф Кашапов однажды предложил подумать о том, чтобы показать образ Вафы Бигаева с какой-то интересной новой стороны.
Мы придумали историю о том, что Вафа, татарский купец девятнадцатого века, оказался в нашем времени. И, надо сказать, чувствует себя в нём он совершенно нормально, и всеми современными девайсами владеет.
Тогда мы стали снимать ролики о Вафе для соцсетей. У Димы родился образ, и он сам стал выступать в роли Вафы. Мы начали придумывать и снимать короткие весёлые ролики: иногда про историю, про традиции, иногда про современные происшествия.
Появилась отдельная аудитория, которая следит за жизнью Вафы Бигаева. Многие думают, что это какой-то особый персонаж, наподобие Ходжи Насреддина у узбеков. Так что из этого замысла тоже получился очень интересный опыт.
Держаться принципов
— Экскурсии в «Музее чак-чака» — это театрализованные программы?
— Д.: Отчасти. Девушка, одетая в обиходное платье начала двадцатого века, встречает наших гостей, и в течение часа ведёт экскурсию.
Встречает она так, как будто гости — это действительно её друзья, и она в лицах и красках рассказывает об истории дома, и о том, как готовят чак-чак, который мы затем пробуем в формате дегустации.
Всего у нас четыре интерактивные программы, которые мы меняем раз в сезон. Надеемся, что скоро родится пятая.
— Р.: Ещё мы подумываем о вечерних программах. Может быть, даже с едой, и в театрализованном варианте.
Многим, например, интересны традиции, связанные со свадьбой, с какими-то другими традиционными мероприятиями и застольями. Как Дмитрий уже сказал, татары были очень скрытны. С одной стороны — гостеприимны, но в отношении каких-то внутренних вещей всё оставалось очень закрыто.
А ещё у нас есть мелочи, к которым мы трепетно относимся. Например, у нас принято снимать обувь — по восточной традиции. У кого-то это может вызывать внутреннюю неприязнь, у кого-то радость. Но, как правило, даже те, кто воспринимает это с неким дискомфортом, потом понимают, зачем и почему это было важно.
Ведь в нашей программе мы задействуем абсолютно все органы чувств. Всё то, что человек ощущает. Запахи настоящего деревянного дома, в котором периодически что-то готовится. Вкус, слух. Всё это вместе создает впечатление. И работают у нас живые люди, а не оставленные на повторе видео, которые имитируют взаимодействие.
— Первые экскурсии после открытия музея проводили вы сами?
— Д.: Да, изначально мы с Раушанией работали вдвоём. Примерно полгода без выходных. Мы сразу взяли себя в жесткие рамки, и решили, что отдыхать будем только первого января.
Потом у нас появился третий человек, который нам помогал. Потом четвертый. И затем мы начали передавать свои знания для экскурсий нашим хозяюшкам, которые тоже стали проводить программы. Кроме того, они выполняли роли администраторов и продавцов.
— Р.: Все процессы мы всегда сначала проводили через себя. Отлаживали, понимали что-то, и наш опыт становился хорошей основой для понимания потребностей наших гостей.
И я бы сказала, что тогда мы «ломали» рынок. То же самое, наверное, было и у «Коломенской пастилы». Ведь подобных музеев на тот момент не было, и у нас самих не было опыта работа с туркомпаниями и туристами.
С туристами проще, потому что мы, конечно, тоже бывали на месте туристов, и сейчас бываем иногда. Но те требования и условия, которые нам порой предоставляли туркомпании, часто были непонятны, и мы требовали свое, потому что считали, что важнее всего, чтобы был доволен турист.
С некоторыми компаниями возникали конфликты, и они говорили нам, что никто не будет в наш музей ездить, что мы скоро закроемся. Но, видимо, за счет качественной работы и благодаря желанию учитывать потребности туристов, получилось по-другому.
Туристы начали притягивать к нам туркомпании. И через пять лет работы эти компании поняли, что наш продукт действительно особенный, и что он стоит тех принципов, за которые мы всегда держались, рискуя всем.
— Д.: Мы начинали всё сами, и до сих пор продолжаем участвовать во всех процессах, несмотря на то, что наняли управляющего. Мы всё равно приходим в музей и что-то делаем в нём сами.
— Р.: А ещё для нас все туристы одинаково ценны и важны, поэтому у нас всегда максимальное качество. Не бывает такого, чтобы мы для VIP-гостя проводили экскурсию лучше, чем для обычных туристов. Такой подход положительно влияет и на качество, и на уверенность наших сотрудников. Они понимают, что у нас нет разных подходов и разных стандартов.
— Кто производит чак-чак, которым вы угощаете гостей?
— Д.: Когда мы задумывали музей, денег на производство чак-чака у нас не было. Мы с самого начала искали поставщиков, которые бы вручную делали для нас продукцию по традиционному рецепту. Таких партнёров мы нашли. Но непосредственно нашего производства чак-чака пока нет.
Зато мы запустили производство татарской пастилы, а также придумали очень интересный способ ее упаковки в виде татарского орнамента и запатентовали его.
— Что это за пастила?
— Д.: У разных народов есть традиционная восточная пастила, довольно тонкая. Но, к сожалению, сейчас в Татарстане её никто не делает.
Мы решили воссоздать традиционную татарскую пастилу. Она всегда делалась сухой, тонкой и прозрачной. Если смотреть через неё на солнце, она просвечивает.
— Р.: В восемнадцатом веке Аксаков писал, что русские пастилы толстые и сладкие, а татарские тонкие и кислые.
Кстати, у татарской пастилы есть связь с чак-чаком: его украшали орешками, конфетками и пастилой. Когда моя двоюродная бабушка готовила чак-чак, её муж вырезал из пастилы имена молодожёнов, или какие-то красивые узоры.
— Д.: Ещё у нас есть чайная. На экскурсиях мы рассказываем о том, что был не только Великий шелковый путь — был и Великий чайный. Говорим о том, что в наших краях когда-то шла большая торговля чаем. В том числе, ей занимался наш Вафа Бигаев.
Для чайной мы стали собирать по Татарстану рецепты традиционных травяных и чайных напитков.
— Р.: Обычно везде, куда ни придёшь, предлагают «чай татарский». И не совсем понятно, что это такое. Мы ездили по разным районам Татарстана, собирали интересные чаи. И наших гостям это очень нравится: мы предлагаем не просто «татарский чай», а чай какого-нибудь определённого района — Елабужского, например, или какого-то другого.
— Д.: В летнее время, когда идёт сбор различных трав, мы даже делаем напитки сами. Находим рецептуру и смотрим, что к чему.
Создавать прецеденты
— Давайте вернёмся в те времена, когда «Музей чак-чака» создавался. Вы помните, как ваша идея превращалась в проектную модель?
— Д.: Когда мы придумывали музей, идея формировалась скорее в голове.
Живя в Москве, мы искали финансирование, а все свои личные деньги фактически потратили на переезды.
Тогда мы написали бизнес-план. Он был нужен для того, чтобы ходить в Минэкономики, в Министерство культуры, а также к предполагаемым инвесторам. Мы рассказывали, что придумали проект, и просили денег на его реализацию.
— Р.: Денег нам не дали, но бизнес-план остался. Недавно мы в него заглянули. Несмотря на то, что писали мы произвольно, все наши цифры совпали практически один в один с реальными.
Теперь мы всегда стараемся простраивать какие-то планы, на которые можно опираться. Но жестких проектов мы обычно не пишем: полагаемся больше на интуицию и на нашу команду.
— Д.: Всё, что мы делаем, мы делаем исходя из того, что нам нравится. Главное, чтобы деньги были не на первом месте, чтобы впереди шло творчество.
— Р.: И чтобы всё новое рождалось от внутренней потребности.
— Д.: Кроме того, мы всегда слушаем наших гостей. Все наши программы интерактивные, и мы всегда задаем гостям такие вопросы, на которые нам действительно интересно услышать ответ. Эти ответы мы копим как наши знания. И уже от этого строим свои продукты.
К запросам посетителей мы прибавляем наше внутреннее чутье. И тогда уже выпускаем на рынок продукт.
— Р.: При этом мы тщательно относимся к упаковке, к подаче товара. Например, наша айдентика выполнена в лаконичном черно-белом стиле. Как известно, обычно в магазинах всё татарское выглядит по принципу «вырви глаз», с ярким безумным сочетанием цветов. Но исторически так не было. Поэтому тут мы тоже восстанавливаем историческую справедливость.
В этом нам проще, чем «Коломенской пастиле», у которой есть сохранившийся образец упаковки. Нам было не на что опираться, но зато можно было делать всё, что угодно. И мы этим воспользовались.
— Д.: Был простор для творчества.
— «Музей чак-чака» очень популярен. Помещение, в котором он находится, небольшое. Как вы решаете проблему вместимости?
— Д.: Действительно, вместимость — это наша ахиллесова пята. У нас обычно семь экскурсий в день, каждая по часу. И вмещаем мы тридцать-тридцать пять человек. Если это большая слаженная группа, которая целый день ездила в автобусе или на теплоходе, то мы вмещаем до сорока. И маленькие дети могут помещаться комфортно в большем количестве. Всех остальных мы обычно ограничиваем примерно двадцатью пятью людьми. Получается, что это наш потолок. И самые негативные отзывы о музее связаны как раз с тем, что, к сожалению, гости приехали, но не смогли к нам попасть.
— Р.: С другой стороны, расширять площадь таких музеев, как наш, не имеет смысла, потому что тогда потеряется ощущение камерности и атмосферы.
— Д.: В год мы принимаем около тридцати тысяч человек. Но мы не считаем гостей, которые просто заходят в нашу лавку. И еще есть чайная. То есть, можно прибавить как минимум еще пятьдесят процентов к общей сумме посетителей.
— У вас есть свой интернет-магазин — «Лавка Музея чак-чака». Как давно он открылся?
— Д.: Мы пытались наладить торговлю через интернет с самого начала, но по-настоящему она заработала во время пандемии. Мы наконец-то сделали полноценный интернет-магазин, а ещё открыли сувенирную лавку.
— Р.: Первые заказы в основном приходили от наших друзей, а также от гостей, которые очень лояльны к нам.
— Д.: Они очень нас поддержали: «Ребята, мы понимаем, какая сложная обстановка — давайте мы хотя бы что-то будем у вас заказывать».
— Р.: Всех долгов это нам не покрыло, но было приятно, что люди так нас поддержали. Это очень важно в кризисные времена.
— Летом 2020-го вы анонсировали в соцсетях новый туристический маршрут по Заказанью. Это сторонний от музея проект?
— Д.: Скорее это связанные вещи, благодаря нашему другу музыканту Радифу Кашапову. Он придумал показать в экскурсии нестандартную Старо-Татарскую слободу. Его программа называлась «Купцы — новые хипстеры».
— Р.: Или «Татарская слобода 1.0».
— Д.: Да, «1.0» и «2.0». Радиф рассказывал очень локальную историю, которая передавалась из уст в уста, либо в небольшой литературе, которую редко используют.
— Р.: Это интересно, потому что Радиф рассказывает об отдалённых во времени персонажах и событиях, переводя их на современный язык. Например, знаменитый поэт Габдулла Тукай в рассказе Радифа стал хипстером тех времён. И возникли другие очень интересные параллели.
Сейчас мы планируем выложить эти экскурсии на izi.TRAVEL. Возможно, часть из них будет в бесплатном доступе. Чтобы люди, которые приходят в музей, но не могут по тем или иным причинам к нам попасть, могли послушать и посмотреть эти программы.
То же самое с маршрутом по Заказанью, о котором вы сказали: некоторым гостям хочется увидеть больше, чем показывают обычно.
— Д.: И нам хочется показать нетуристическую Казань, ту же самую Старо-Татарскую слободу. А чуть подальше есть ещё и Ново-Татарская, уже скорее производственная, а не купеческая. И про неё туристам вообще никто не рассказывает.
— Р.: Некоторые гости любят как раз нетуристические места. Мы сами, например, такие же. И очень важно людям предоставлять такую альтернативу. Они за это очень благодарны. Есть люди, которые к нам в музей возвращаются уже в седьмой, в восьмой раз. Вновь приезжая в Казань, они приходят к нам, как к своим хорошим друзьям. И это очень приятно.
Поэтому мы хотим для них расширить нашу программу, но так как в музее мы не можем сделать что-то ещё, то выходим за его пределы и предоставляем людям нечто новое. И при этом всегда стараемся говорить с ними на понятным языке.
— Д.: Мы избегаем того, о чём я говорил в начале: что «вот здесь был знаменитый», «вот это построил великий». Мы рассказываем о том, как жили люди, и до сих пор живут. Простым человеческим языком. А когда эти экскурсии проводит татарская суперзвезда Радиф Кашапов — это вдвойне приятно.
— Р.: Мы стараемся сделать так, чтобы туристы, независимо от групп, имели доступную альтернативу. Либо экскурсия на izi.TRAVEL, либо маршрут в MAPS.ME, чтобы в любое время дня и ночи человек мог по нему пройтись.
Ведь бывает так, что или гид не может, или человек не успевает. А иногда просто хочется отстать от группы и продолжить в своем темпе, или наоборот побыстрее пойти. Чем больше у человека будет выбора, тем лучше.
— Д.: А ещё такими экскурсиями мы убиваем стереотипы о татарах. В начале каждой такой экскурсии мы показываем отрывки из советских фильмов, клипы, в которых эти стереотипы отражены. И кто-нибудь может сказать: «Да, вот так мы и представляли себе татар». А Радиф ответит: «А вот теперь я вам покажу, как всё есть на самом деле».
— Вы сказали, что открыли студию сувениров. Что это за проект?
— Р.: Наша студия сувениров называется «Айда», мы открыли её в ноябре 2019-го года. У нас возникла внутренняя потребность в интересных сувенирах. В музее они очень хорошие, но тематически-узкие, и нам хотелось сделать что-то общее о Казани и о Татарстане в целом.
Два года назад я сама начала рисовать, и это вылилось в наш магазин, концептуальный и современный. Казалось бы, они с музеем разные по концепции, но мы снова делали что-то нестандартное и новое.
— Д.: У нас даже есть идея заняться в студии «Айда» ручным трудом вместе с нашими гостями.
— Р.: Да, мы думаем о популяризации декоративно-прикладного искусства.
— Д.: Обычно, когда где-то показывают татарское село, то показывают всё яркое, красное и пестрое. Но это сделано для экрана, скажем так. Поэтому мы хотим показать настоящее традиционное татарское ткачество и вышивание.
— Как бы вы оценили туристический облик современной Казани? Вы сказали, что когда-то городские экскурсии были формальными и скучными. Появился ваш музей, открытый и новый. Изменилась ли ситуация? Кто-то, кроме вас, делает что-то, созвучное вашим замыслам?
— Д.: Есть такое выражение: «Когда твои действия копируют, это значит, что ты идёшь правильным путём». Примерно так получилось и у нас. В течение первого года нашей работы все крутили пальцем у виска. Потом поняли, что мы делаем что-то интересное. И пара человек даже попытались сделать какие-то бутафорские вещи в подражание нам.
— Р.: Такие люди думают, что достаточно рассказать какую-то историю за чашечкой чая, и всё получится. Копируют форму, но с содержанием всё гораздо сложнее.
— Д.: То, что люди в принципе пытаются что-то открыть — это радует. Гость нашего города всё равно будет голосовать рублём и своими ногами, выбирая, куда ему пойти. Но я переживаю из-за того, что гости, которые ехали за настоящими смыслами и историями, могут получить вместо этого какие-то песни, пляски и бутафорию.
— Р.: Однажды на той улице, на которой мы когда-то начинали работать, открылся «Музей чак-чая». Это ввело в заблуждение многих туристов. Даже на Tripadvisor про тот музей писали в нашем аккаунте, и наоборот.
— Д.: Да, из-за этого у нас появились плохие отзывы.
— Р.: Тогда за нас вступилось туристическое сообщество. Представители турфирм сказали: «Пока вы будете претендовать на что-то, похожее на «Музей чак-чака», мы к вам туристов водить не будем». И через пару месяцев они все-таки поменяли название.
— Д.: Это был яркий пример того, как туристов ввели в заблуждение. На следующий день после того, как открылся тот музей, у меня разрывался телефон, и все спрашивали: «Что это? Как вы отреагируете?» Но в эти два месяца мы просто не реагировали никак.
— Р.: Более того, у нас есть экскурсия по нашей чайной, и одна туркомпания регулярно привозила на неё гостей. Но в какой-то момент нам стало не очень удобно проводить эту экскурсию у нас: посещаемость была высокая, и туристов было очень много. Мы сказали: «Давайте вы в тот пойдете, и пусть они вам экскурсию проведут». Они походили-походили, и через некоторое время решили: «Все-таки лучше мы к вам».
— Д.: То есть, мы им буквально подарили наш чайный продукт: пожалуйста, давайте перенесем действие к вам. Но не получилось.
— Р.: Потому что это вопрос работы. Важны смыслы, о которых ты рассказываешь. Мы не алмазная комната, которая ценна подлинностью предметов. В работе с нематериальным наследием важны формат, смысл и подача. Главное — содержание. — Д.: Но мы дружим со всеми!